будешь делать все, что тебе говорит достопочтенный Ур-Кха.
– И мои ноги тоже? – с надеждой спросил брат и недоверчиво посмотрел на свои тощие безжизненные ноги.
У него в голове, как и у Людвига, не укладывалось, как этот странный бритый мужчина в оранжевом капюшоне может им помочь.
– Конечно, Люциан, – с болью в голосе отозвалась мама. – Сегодня день церемонии, они обещали, что возьмут вас…
– А когда можно будет покушать? – не унимался Людвиг, в животе у которого поднималось голодное урчание.
– Ур-Кха запретил принимать пищу до церемонии, – пояснила мама, однако было заметно, что ее терпение уже на исходе. – После я вас накормлю, обещаю.
– Мама, я хочу в уборную! – попросился Люцик.
– Альхор Всемогущий, ну где же Лилиан?!
Пока они были здесь без слуг, старший брат помогал близнецам со всеми «мужскими» делами, а сейчас его не было, и эти обязанности легли на мать.
– Еще немного, и я сойду с ума!
– Мама, мне очень надо!
– Мама, и мне надо! – поддержал брата Людвиг, у которого тоже вдруг загудело внизу живота. – Мама, можно я первый?!
– Где Лилиан, когда он так нужен?! – вскричала мама, потеряв терпение. Помочь обоим сразу не представлялось возможным: отхожее ведро было только одно. – Ну что мне с вами, обалдуями, делать?!
Разумеется, первым на горшок она посадила Люцика. От обиды Людвиг написал в штаны, из-за чего в крохотной келье, в которой единственным источником свежего воздуха служило маленькое окошко под потолком, гадко запахло теплой мочой. Мама в гневе завизжала и принялась лупить Людвига по голой заднице, прекрасно зная, что тот обмочился нарочно.
Именно в таком виде их и застали: Люцик без штанов – на отхожем ведре, растопырив бесчувственные ноги, а Вигги – на руках у матери. Лицо Ур-Кха не дрогнуло, он даже не поморщился. Таков он был, главный жрец крешников, единственный, кто мог их исцелить.
* * *
Всю дорогу до церемониального зала они молчали, понурив головы. Мама то ли не успела, то ли не захотела переодевать Людвига, из-за чего на самое главное событие в своей жизни он шел в насквозь мокрых штанах.
Коридор, вырезанный в скалах, был таким узким, что двоим в нем не разойтись. Колесное кресло Люцика сразу же застряло между стенами из желтоватого известняка. Тогда мама взяла немощное тело сына и понесла на руках. Люциан, крайне довольный таким поворотом, обнял шею матери и заулыбался.
Людвигу же приходилось семенить позади. Он очень злился на брата и даже подумывал в голос расплакаться, чтобы и его понесли. В такие мгновения он особенно остро чувствовал себя никому не нужным.
Коридор все тянулся и тянулся, извиваясь, будто змея. Вигги порядком устал, да и мокрая ткань штанов неприятно липла к телу. Его бесчувственные руки мама сложила на груди и обвязала платком, чтобы не болтались, а сверху накинула кожаную куртку. Она всегда так его одевала, когда не хотела, чтобы окружающие видели немощь сына, ведь теперь он казался обычным ребенком, наказанным за любознательность: по хашмирским обычаям таким узлом заворачивали руки излишне шаловливым детям.
Когда они достигли медных ворот, украшенных резьбой, Людвиг уже порядком выдохся и едва волочил ноги. Интересно, куда подевался Лилиан? Неужели он не будет присутствовать на их ритуале? С одной стороны, даже хорошо: его проклятая рожа – последнее, что он хотел бы видеть. У братца будет меньше поводов поглумиться.
– Перед тем как войти, вы должны кое-что узнать, – повернулся к ним Ур-Кха. Его глаза со зрачками, отливающими странной космической голубизной, не моргали. – Великая не любит, когда на нее пялятся. Поклонитесь ей и не поднимайте голов.
– Людвиг, Люциан, вам все ясно? – строго спросила мама.
Близнецы кивнули.
– О господин! – воскликнула она. – Мы так вам благодарны, мы…
Жрец поднял руку, заставляя мать замолчать.
– Когда Великая говорит, нельзя перебивать ее, – продолжил он. – Если она что-то просит, нужно выполнять это немедленно.
– Разумеется, господин, мы все поняли. – Мама почтительно поклонилась, хотя с Люциком на руках это было не так-то просто, они уже большие мальчики. – Мы сделаем все, что она скажет.
– И пусть младший снимет штаны, от него дурно пахнет. – Жрец указал взглядом на Людвига.
– Я старший, – буркнул тот. – И штаны я снимать не буду. Раз Великая каждый день терпит вашу вонь, потерпит и мою.
– Людвиг! – Мать посмотрела на него испепеляющим взглядом. – Еще одно слово, и…
– …И ты отправишь меня к Йоханне. Да, мама, – ухмыльнулся Вигги, обрадованный тем, что смог задеть ее. – Только вот Йоханны тут нет. Она осталась в Аэноре, помнишь?
– Простите моего нерадивого сына! – Мама снова склонилась перед жрецом, чем еще больше разозлила Людвига.
Их отец – Лорд-Канцлер! Какого черта она раскланивается перед простолюдином?! Тем более крешником!
– Его язык длиннее, чем река Фолке, а нрав круче отвесных скал Айзен!..
Жрец скупо улыбнулся и повернул свою бритую голову к Людвигу. На его безбородом лице застыло снисходительное выражение, будто он умилялся жуку, ползущему по ремешку его сандалии. Людвиг хотел съязвить, да не смог придумать слов.
– Жизнь научит тебя быть послушным, малыш, – наконец молвил жрец и отвернулся, чтобы открыть ворота.
От его взгляда по спине пробежали мурашки.
* * *
Ворота распахнулись, и на Людвига пахнуло ароматами свечного воска и благовоний. Высокая зала, представшая перед ними, освещалась сотнями свечей, расставленных в выемках стен. Каменный пол, отполированный сотнями подошв, тускло отражал оранжевые огоньки и оранжевые робы червопоклонников, сидящих на коленях и прильнувших к нему в глубоком поклоне. Вздымались лишь острые капюшоны, укрывающие лица этих странных молчаливых людей, превозносивших древнего бога.
Сперва Людвиг подумал, что они склонились перед ним, и даже выпятил грудь от удовольствия. Лишь когда они вошли, он увидел женщину. Что это с ней? Как будто кожу содрали и осталось лишь мясо!.. Нет, это всего лишь красная краска или… или кровь. Брр, как же мерзко!
– О Великая, я привел к тебе смиренных! – торжественно произнес Ур-Кха.
Старуха, вальяжно восседающая на сотне золотых подушек, поднялась. Она была совершенно голой, и ее большие отвисшие груди напоминали бурдюки. От их вида Людвига прошиб пот.
На голове Великой был надет немес – платок, завязанный особым узлом позади, с длинными фалдами, которые лежали на плечах. Платок от падения удерживал серебряный обруч. Людвиг уже видел такой немес раньше – в книжках с мифами Нефера. Именно такой платок когда-то носил Альхор под своей тиарой. Почему на женщине такой же? Что, возомнила себя древним богом?
Словно прочитав его мысли, женщина улыбнулась и сняла повязку. Бледные, будто ослепшие глаза, не мигая, смотрели на Людвига и его мать, держащую
