настал. Когда созреешь до извинений, тогда и поговорим. Сегодня не жди.
– Ладно, – слегка пожала плечами и вышла, пребывая в состоянии шока и полнейшей прострации.
– Ну, что?! – Маринка ждала за дверью и тут же потянула меня по коридору, ухватив за руку, а я посмотрела на неё, поджав губы, но не выдержала и рассмеялась. – Эй, ты как? – спросила с заботой, когда смеяться мне надоело и я начала нервно всхлипывать. – Поехали куда-нибудь, выпьем, – и вновь потащила за собой.
Дело было месяц назад, мои вещи мы собрали в тот же вечер, я вновь обосновалась в своей квартире, доставшейся от родителей, с недоумением смотрела на кольцо на безымянном пальце и пыталась сообразить, а что же он такое имел ввиду. Через неделю не выдержала, поехала в дом, застала его спящим перед телевизором в обнимку в полупустой бутылкой коллекционного виски из погреба, с которой он даже не вытер грязь, села рядом, осторожно вытащила из цепких рук и припала к горлышку. Очнулся. Глаза потёр, сел, смотрит хмуро.
– Готова извиниться? – спрашивает таким тоном, что впору кидаться ему в ноги, но я лишь нервно хохотнула и сказала:
– Хоть намекни, за что.
– За измены, – процедил сквозь зубы и отобрал бутылку, шваркнув её на низкий столик рядом. – За измены, Милана! За твои бесконечные, мать их, измены!
Орал уже, багровея лицом, кулаки сжал, а я глаза таращила и понять никак не могла.
– Извиниться за твои измены? – все-таки спросила и он не выдержал, отвесив мне пощёчину.
Я машинально приложила руку к лицу и решительно поднялась.
– Чёрт, прости, – поморщился и ухватил за другую руку, пытаясь усадить обратно, – перегнул, согласен, просто ты… чёрт! Да сядь ты уже!
– Зря я пришла, – пробормотала, пытаясь разжать его пальцы, – и ударил ты меня зря.
– Милана, сядь! – рявкнул с такой громкостью, что я покачнулась и замерла, широко распахнув глаза. – Сядь, – повторил тихо. – Мне нужно лишь одно простое извинение. Все. Хотя, нет… ещё обещание, что этого не повторится.
– Ты в своём уме вообще? – пролепетала, плюхнувшись на диван. Просто ноги не шли от такой дерзости.
– Я – да, – ответил язвительно, – а вот о чем думала ты – большой вопрос!
– Подожди, – остановила его, прикрыв глаза и пытаясь сообразить, – в чем ты меня обвиняешь? В изменах? Это когда я с каким-то другим мужиком, да? Я верно поняла?
– Наконец-то честный разговор, – скривился, схватившись за бутылку.
– Пей до дна, придурок, – ответила равнодушно, – я тебе никогда не изменяла.
Поперхнулся. Кашлял долго, я закатила глаза и облокотилась на спинку, поджидая, когда приступ закончится. Или что он там пытался изобразить.
– В смысле? – прохрипел, вытерев выступившие на глазах слезы.
– В прямом, – ответила со вздохом.
– Да не лечи, – поморщился брезгливо и сделал пару глотков. – Ни одна медсестра столько не работает, это не нормально. По ночам непонятно где шляешься, я ездил в больницу, тебя не было в отделении.
– Правильно, дополнительные смены я брала в другом, – ответила с лёгким кивком, – а у тебя есть второй офис?
Он вновь поморщился и отвернулся, обмякнув на диване.
– Я был уверен, – сказал в пустоту. – За руку поймать так и не смог, но был уверен.
– И нашел отличный выход, молодец, – похлопала его по колену и поднялась.
– Развод не дам, – сказал глухо.
– Для этого есть суд, – пожала плечами и пошла на выход.
Сам идиот или из меня идиотку делал было уже не важно. Он поднял на меня руку, ударил, хоть и не сильно, но я чувствовала привкус крови во рту, поранив щеку о зубы. И это единственное, с чем я никогда бы не смогла примириться. На следующий день наняла адвоката и запустила бракоразводный процесс.
– Иди хоть яйца собери, – нелепая фраза Марины вывела меня из череды воспоминаний.
Я подняла растерянный взгляд на подругу и едва не прыснула, глядя на её всклокоченные волосы с торчащей из-за одного уха соломой.
– Стесняюсь спросить, ты чем там занималась?
– Не тем, чем бы хотелось, – ответила язвительно, – сено ворошила. Вилы, Мил. Нахера мы притащились, а? Ща бы жопу у моря грели…
– Если ты скажешь, что это моя вина… – начала грозно, а он залебезила:
– Ни в коем случае! Мне все нравится, я скинула два кило, а мы тут всего четыре дня. Все на мази, отдыхай, я сама пойду за яйцами.
– Давай сюда, – вздохнула, отбирая у неё плетёную корзинку.
– Ты чудо, – сказала на выдохе и упала на узкую кровать без сил.
Четыре дня мы жили на ферме. Огромный участок, обнесённый низким деревянным забором, большой двухэтажный дом хозяев с кухней и столовой на первом этаже, три сарая со скотиной и четыре крошечных домика, в которых помимо нас проживали ещё семь человек. В одном – молодая пара хипстеров или как их там называют, Владлена и Данислав. С телефонами не расставались, бесконечно снимали видео, восторгались всем и вся и с удовольствием копались в навозе. Во втором жила дамочка, кажется, её зовут Ирма, глубоко за пятьдесят, разгуливает по территории в причудливых шляпках явно ручной работы, срывает полевые цветы и что-то тихо напевает себе под нос днём, вечерами сидит в своём домике и, почти уверена, в одно лицо квасит хреновуху, которой славится это место, а ночами разгуливает в белой ночной рубашке в пол и припадает лицом к соседским окнам, доводя до исступления четверых парней, живущих в третьем доме. Те же намеревались целыми днями париться в баньке, бухать и валяться кверху пузом, но после проделанной за день работы могли лишь вяло переговариваться. Их имена я даже не пыталась запомнить, всячески стараясь избегать. Развод был в самом разгаре, адвоката я выбрала довольно паршивого, против оппонента со стороны Олега он совершенно не тянул, но я не спешила и не дергалась. Рано или поздно разведут, это неминуемо.
Четыре часа дня, солнце палит уже не так нещадно, до курятника метров сто, с пустой корзиной я преодолела их в рекордные сроки, зашла через распахнутую дверь и нос к носу столкнулась с Даниславом.
– Уже собрали? – спросила с
