никогда прежде не видела его в костюме. Раньше он носил джинсы и футболки. Сейчас она была в джинсах и футболке. Мать запрещала ей носить подобную одежду. После ее смерти Ева редко надевала что-то другое. Это был своего рода запоздалый протест.
— Видаль Суарес, — пробормотала она.
— Значит, ты меня тоже помнишь.
«Я никогда тебя и не забывала», — чуть было не сказала Ева. Правда, она помнила худощавого юношу, а сейчас перед ней был мужчина в полном расцвете сил.
— Я… Что ты здесь делаешь?
Он подошел ближе, огляделся по сторонам и произнес обыденным тоном:
— Мне всегда нравился этот сад. Жаль, что он так зарос. — Видаль посмотрел на Еву: — Впрочем, вам с матерью всегда было наплевать на состояние дворца и сада.
Его слова задели Еву. Разрушение дворца доставляло странное удовольствие ее матери. Возможно, она думала, что, увидев, в каком плачевном состоянии находится их дом, отец Евы поймет, какую большую ошибку совершил, и из страха общественного порицания вернется, чтобы ее исправить. Разумеется, он не вернулся, и дворец продолжил разрушаться, несмотря на все старания персонала по поддержанию порядка.
— Что ты здесь делаешь? — повторила Ева.
— Разве ты меня не ждала?
— Я жду кого-то из «Сол энтерпрайзис».
— «Сол энтерпрайзис» моя компания.
Ева покачала головой:
— Но… как? Почему?
Внезапно ей пришли на память слова, которые сказал ей этот человек семь лет назад: «Одни люди пользуются привилегиями по праву рождения, другие зарабатывают их честным трудом. Полагаю, второе приносит большее удовлетворение. Несмотря на все твои привилегии, Ева, ты не выглядишь счастливой».
Он был прав. Она действительно не чувствовала себя счастливой.
— Нам лучше пойти в дом, — сказала Ева.
— Да, мне бы этого хотелось.
Шагая по потрескавшимся садовым дорожкам, Ева глубоко дышала, чтобы снять нервное напряжение.
Она не думала, что когда-нибудь снова увидит Видаля Суареса.
К тому времени, когда он в возрасте двадцати лет поселился во дворце вместе со своим отцом-садовником, он уже был известен на весь район как талантливый юноша, который получил грант на обучение в одном из лучших колледжей Испании, а затем гранты на обучение в лучших мировых университетах. Возможно, именно по этой причине мать Евы позволила Видалю жить во дворце вместе с его отцом. Разумеется, при условии, что во время каникул он должен был помогать ему в саду. Разумеется, бесплатно.
И вот теперь Видаль Суарес миллиардер, владелец крупной технологической компании с главным офисом в Сан-Франциско, всемирном центре инноваций в сфере информационных технологий.
Мать Евы получала удовольствие, заставляя Видаля выполнять черную работу. Таким образом она напоминала ему, где его место. В то лето, когда Ева видела его в последний раз, его жизнь изменилась. Он заработал свой первый миллион.
Через много лет после того, как Суаресы покинули дворец, а финансовое положение семьи Флорес ухудшилось, мать Евы, следившая за успехами Видаля, сказала ей:
— Тебе следует пойти к нему и попросить помощи. Он у нас в долгу.
— Он ничего нам не должен, мама, — ответила Ева, с трудом сдерживая ярость.
«Это мы ему должны», — подумала она тогда, но не сказала этого вслух, чтобы избежать ненужного спора с матерью.
Ева видела, с каким сожалением и осуждением Видаль смотрел на заросший сад, и испытывала угрызения совести. Она чувствовала себя виноватой, хотя ничего не могла поделать. Она работала не покладая рук, но ее зарплаты едва хватало на самое необходимое, не говоря уже о возвращении долгов и оплате услуг садовника.
Ее мать наотрез отказывалась продавать дворец. Она не могла допустить, чтобы все увидели, что после того как от нее ушел муж, у нее возникли финансовые трудности. Она предпочитала отрицать, что у нее серьезные проблемы, и ничего не делать.
Ева понятия не имела, почему Видаль Суарес решил купить дворец. Или, может, она все понимала, но не хотела признавать, что он не забыл и не простил, как она и ее мать с ним обращались.
Они подошли к большой круглой площадке перед дворцом, в центре которой находился фонтан без воды.
Дворец представлял собой внушительное здание, в архитектуре которого сочетались элементы классического и мавританского стилей. Арка парадного входа вела в открытый внутренний двор с колоннадой по периметру.
Дорогой спортивный автомобиль, на котором, очевидно, приехал Видаль, смотрелся нелепо на фоне стен с осыпающейся штукатуркой.
Ева неожиданно вспомнила, как ее мать однажды пригласила Видаля поужинать вместе с ними. В тот день Ева с нетерпением ждала, когда наступит вечер. Ей тогда было шестнадцать лет, и ее тянуло к Видалю.
Он пришел в слаксах и рубашке. Его волосы были зачесаны назад. Ева никогда не видела его таким красивым.
На протяжении всего ужина мать говорила Еве о Видале, словно тот не присутствовал за столом. Словно он был предметом, а не человеком. Словно разговаривать с ним было ниже ее достоинства.
Еву переполняли гнев и чувство стыда, но ей не хватило смелости противостоять матери. Она окружила свой внутренний мир невидимой броней, за которой спрятала свои чувства и желания.
За ужином Видаль держался с достоинством и был вежлив, но после этого больше никогда не садился с ними за стол.
И вот спустя много лет он вернулся во дворец с намерением его купить. Неудивительно, что он решил воспользоваться возможностью отомстить Еве за свои унижения.
Они вошли в главный зал для приемов, и Ева внутренне содрогнулась при виде выцветших обоев с пятнами сырости, протертых ковров и требующих реставрации портретов предков. Большая часть мебели была в чехлах от пыли, и это придавало интерьеру еще более жалкий вид.
Набравшись смелости, Ева повернулась и посмотрела на Видаля. В саду ее слепило солнце, но сейчас ничто не мешало ей разглядеть его лицо с выразительными сине-зелеными глазами, прямым носом и волевым подбородком. От его мужественной красоты у нее захватило дух. Коротко подстриженная темная бородка привлекала внимание к его чувственным губам, и она вспомнила, какими жестокими могут быть эти губы.
Сердце Евы подпрыгнуло в груди.
«Не думай об этом. Только не сейчас», — приказал ей здравый смысл.
— Ты смотришь на меня так, будто никогда не видела раньше, — сказал Видаль.
Еву бросило в жар.
— Ты выглядишь… по-другому.
— Я другой, — произнес он уверенным тоном человека, который, вопреки скромному происхождению, поднялся на самый верх социальной лестницы. Стоимость его бизнеса оценивалась в миллиарды долларов. Очевидно, он владел недвижимостью в каждом крупном городе.
Ева спросила себя, изменилась ли она сама. По ее ощущениям, она изменилась. Если раньше мать говорила ей, что думать и как себя
