переносицу, – э-м-м-м... А что там вообще за остановка, не напомните?
- Если я правильно помню, – Фигаро уставился куда-то в потолок, точно надеясь найти где-то там карту железнодорожных путей губернии, – следующая остановка называется «Серебряная Пагода». Там, кажется, имеется одноимённый городок.
- А... – Шафт растерянно дёрнул плечами, – понял. Да, есть такой город, и есть такая станция. Но, увы, я совершенно ничего не могу про него рассказать. Хотя городок довольно-таки большой, но он совершенно ничем не примечателен.
- Вообще ничем? – Толстячок удивлённо хлопнул глазами. – Там что, какой-нибудь такой себе Средний Тудым?
- Да нет, почему. – Инженер усмехнулся, – всё не настолько плохо. – Милый зелёный городишко, душ, примерно, тысяч на пять. Всё, что я знаю: там имеется ткацкая фабрика и гравийный карьер. На фабрике шьют что-то для нужд армии, а карьер... ну, просто карьер. Я там никогда не был, только проездом... Кстати, а вы куда едете, если не секрет?
- Да какой секрет! – Фигаро махнул рукой, встал, и, пыхтя, полез в маленький багажный шкафчик, чем-то там шумно шурша и грохоча. – Ежегодная инспекция кладбищ. Скучнейшая работа, но много бумажной волокиты; мне придётся прожить в этой самой Серебряной Пагоде без малого неделю. Почему, собственно, и интересуюсь... А вы куда путь держите? Часом, не в Столицу?
- Именно туда. – Инженер изобразил трагическую мину и скривился. – На конференцию. «Легирующие присадки и инструментальные стали», чтоб вы понимали. Мне, откровенно говоря, эта самая конференция и к бесу не сдалась, но если я получу бумаженцию что на ней присутствовал, то подтвердить квалификационную бронь будет проще. Вот и еду, увы. Я Столицу не люблю.
- Я тоже. – Толстячок со всей искренностью приложил руку к сердцу, не отрываясь от своих поисков. – Грязно, шумно, дорого и слишком всего много.
- Вот, – Шафт восторженно хлопну в ладоши, – лучше и не скажешь. Коротко, ёмко, доходчиво, и всего одной фразой. Мне четыре раза предлагали работу в столичных мануфактурах. Четыре! На полную ставку, с обеспечением! Не хочу. Не имею ни малейшего желания. Лучше я в Разливе буду тихо-мирно работать на Форинта-младшего. Я, если что, специализируюсь на трубопроводах высокого давления. Проектирую их, вот как.
- О! – Фигаро, наконец, удалось вытащить из ящика искомое: огромный саквояж. Инженер нервно дёрнул глазом; саквояж выглядел так, словно его несколько раз сбросили с лестницы, затем по нему проехалась телега, паровой каток, танкетка, а напоследок несчастный саквояж утопили в пруду. – Интересно! Кроме шуток; меня всегда влекло ко всяким сложным механическим штуковинам... Ну а я занимаюсь...
- Знаю, знаю! – Шафт замахал руками. – Даже не начинайте! Ну за кого вы меня принимаете, право слово?! Департамент Других Дел это, я вам скажу! Это да! Это ого-го! Знаем, обращались, любим и премного уважаем! Когда я был вот таким, – инженер опустил руку почти к самому полу, – то постоянно болел. Чахотка, насморки, бледная немочь, лихорадки – да вообще всё, что только можно себе представить. Лекари меня своими порошками чуть в гроб не свели. Хорошо, что нашёлся один алхимик, старый папенькин товарищ, который посоветовал обратиться к местному следователю Департамента. И что бы вы думали этот самый следователь нашёл у меня под кроватью?
- Пылёвку. – Фигаро с грохотом опустил саквояж на стол. – Мелкого эфирного паразита седьмой категории. Присасывается к детям и медленно высасывает «вита», сиречь жизненные силы.
- В яблочко! – Инженер восторженно захлопал в ладоши. – Точно! Следователь нацепил на меня какой-то амулет, что-то пошептал, и из-под кровати выскочило нечто, похожее на серый шар с глазками. ДДД-шник его, понятно, тут же заговором и прихлопнул. А я больше ничем и никогда не болел, ну, разве что, всякими там насморками. Так что Департаменту и работникам его честь и хвала на веки веков... А, кстати, что это за инспекции кладбищ? Это ещё зачем?
- Вы разве никогда не видели на кладбищенских воротах наши бумажки? – Фигаро открыл саквояж (в купе тут же запахло лекарствами, карболкой, колбасой, ружейной смазкой, дёгтем и чем-то резким, алхимическим) и принялся доставать из него курительные принадлежности: трубку, кисет, «топталку» для табака и набор для чистки. – Такие, с розовыми печатями и синими штампами?
- Видел. А зачем это?
- Ну, – следователь крепко зажал в ладони (на указательном пальце правой руки красовалась большая печатка в виде львиной головы) нечто вроде маленького ёршика, и принялся прочищать чубук старой прокуренной трубки вишнёвого дерева, – во-первых, это свидетельство того, что место, на котором расположено кладбище, тщательно проверено на предмет эфирных аномалий – как устойчивых, так и спорадических – заклято «на три узла» и запечатано Личным Знаком следователя проводившего инспекцию. Это даёт практически стопроцентную гарантию, что покойники – Эфир им пухом! – будут спокойно лежать в родных домовинах под голбцами, а не шляться по улицам смущая своим видом честных граждан. Во-вторых, сама по себе бумага содержит в своих печатях-сигнатурах охранные заклятья, которые не дадут зловредному колдуну потревожить покойничий сон. Ну, и в-третьих, без оной бумаги на кладбище вообще нельзя проводить похоронные ритуалы. Но это уже, понятно, больше бюрократия.
- О! – Глаза инженера загорелись; он аж подпрыгивал на своём диванчике, – как интересно! И что, если кладбище таким образом защитить, то оно будет на сто процентов безопасно?
- Господин Шафт, – Фигаро усмехнулся, – вы же инженер. Ну где вы видели эти пресловутые «сто процентов», вот скажите на милость? Когда? Вот вы можете дать стопроцентную гарантию, что, скажем, в трубе, изготовленной с самым полным и точным соблюдением всех технологических процессов, в первый же день эксплуатации не появится свищ?
- Нет, конечно. – Инженер понимающе кивнул. – И что же, получается, зловредное злонамеренное колдовство...
- Не так страшно колдовство зловредное и злонамеренное, как... Глядите: мы, наконец-то, тронулись!
- Да. Я люблю этот поезд за его купейные вагоны, но не перевариваю за то, что он останавливается на каждом полустанке. Зато всегда можно купить сигарет, пирожков или варёных раков... Но вы, кажется, остановились на том...
- Угу. Так вот: не так страшен колдун, который понимает, что он делает, как колдун который этого, мягко говоря, не понимает. Или ещё хуже: думает, что понимает. Или – это совсем уж грустный вариант – добродушный простак, напившийся с горя
