тяжелой трагедией, жертвой которой пал другой молодой и талантливый ученый — Мальмгрен.
А между тем, Франц Бегунек мог бы кое-что рассказать о том, что интересует, не только из любопытства, весь цивилизованный мир. В Праге над ним уже не тяготеет приказ Муссолини, но для меня ясно, что проф. Бегунек не заговорит первый.
Нужно думать, что когда появятся работы других людей, так или иначе причастных к северной трагедии, скажет свое слово и Бегунек. Его большая книга, будем надеяться, не обойдет молчанием и внутреннюю жизнь группы Вильери и всей неудачной экспедиции генерала Нсбнле.
А. Лебеденко.
Приготовления к полету
В этом очерке я не намерен дать описание всей истории полярной экспедиции Нобиле. Этой задаче должен будет послужить самостоятельный труд, написать который я решил главным образом потому, что автором этого описания экспедиции будет единственный участвовавший в ней иностранец (оставшийся в живых) и, будучи написан исключительно в интересах науки, послужит на пользу, я надеюсь, всему делу полярных экспедиций.
Настоящий же обзор будет состоять из шести очерков, имеющих целью дать общественному мнению точные сведения о некоторых важных стадиях экспедиции.
Только теперь, после моего возвращения из полярной экспедиции, мне представляется случай читать газетные сообщения об этой экспедиции. Если даже принимать во внимание только официальные и полуофициальные сведения, то этот материал оказывается настолько разнообразным и, к сожалению, настолько неточным, что мне еще более кажется необходимым дать объективное изложение событий и тем самым ввести эти сообщения в рамки действительности.
Я не хочу говорить здесь о той кампании в печати, которая после спасения Нобиле была открыта европейскими и американскими газетами не только против него самого, но и против всей экспедиции и которая вновь оживилась после получения известий о гибели Мальмгрена. Я не хочу также вдаваться в дискуссию об отдельных фазисах этой и вспомогательаых экспедиций и намерен по возможности не поддаваться влиянию моих собственных впечатлений. Я думаю, что в интересах справедливого суждения о нашей, так много критиковавшейся, экспедиции необходимо дать не субъективное, а объективное изложение, которое предоставит читателю полную свободу суждения и не пытается с самого начала направить его симпатии или антипатии в определенную сторону.
21 мая, в полдень, я был занят в моей лаборатории, которую я устроил на командном мостике судна «Читта ди Милано», когда за мною пришел секретарь Нобиле. Он сообщил мне, что Нобиле желает поговорить со мной. Я отчасти догадался, в чем дело, на основании замечаний Мальмгрена, который присутствовал на состоявшемся накануне совещании о предстоящем полете к Северному полюсу. Нобиле подтвердил мои догадки и предложил мне приготовиться к полету, который предполагался в ближайшие дни, как только позволят метеорологические условия.
Умберто Нобиле.
«Мы полетим только к полюсу и обратно и через два дня вновь будем здесь, если мы вообще вернемся», — сказал Нобиле, которого я встретил одного в его каюте. «Приготовьтесь к путешествию».
Я поблагодарил его за любезное приглашение и заявил, что я буду готов, как только он мне сообщит час отлета.
Я удалился, чтобы продолжать прерванные работы. Надо сказать, я вовсе не был убежден в том, что мое участие в полете состоится. Я знал, что Нобиле, по предложению Мальмгрена, еще раньше собирался взять меня с собой при полете к Земле Ленина, с целью произвести научные измерения в области атмосферного электричества при помощи моих аппаратов, которые были установлены на дирижабле.
Этот факт был единственной причиной моего участия в полете: самое лучшее, когда каждый работает со своими собственными аппаратами, так как он лучше всякого другого наблюдателя должен знать их недостатки и преимущества. Уже на первом совещании о полярных полетах — в этих совещаниях участвовали и капитаны Мариано и Цаппи — Мальмгрен высказался за то, чтобы я участвовал во всех исследовательских полетах в полярной области, чтобы согласовать результаты их с моими научными измерениями, сделанными во время полета из Милана на Шпицберген.
Как я уже отметил, Нобиле был весьма расположен к моим работам и высказывался за мое участие, даже если бы пришлось сократить численность команды. Но оказалось, что это не так просто. При первом полете, который, впрочем, был неудачным, так как дирижабль вследствие неблагоприятной погоды вынужден был возвратиться с мыса Северного, мое участие не состоялось в пользу третьего офицера, обер-лейтенанта Вильери. При втором полете, который был предпринят по направлению к Земле Ленина{2}, вместо меня был взят на борт корреспондент итальянской газеты «Корьере делла Сера» — Томазелли. В обоих случаях Нобиле в последний момент решил взять с собой вместо меня упомянутых лиц (по собственной ли воле или вследствие вмешательства названных или других членов экспедиции, — я не знаю и не хочу обсуждать). Во время обоих полетов мой итальянский товарищ Понтремоли, профессор Миланского университета, был вынужден производить уже не только свои собственные магнитные измерения, но и измерения с моими аппаратами, в области атмосферного электричества.
При этом ему помогал Мальмгрен, но так как он сам в качестве метеоролога экспедиции был слишком занят, то профессор Понтремоли во время полета к Земле Ленина был действительно перегружен работой. Тем не менее, — особенно принимая во внимание то обстоятельство, что он работал с моими аппаратами впервые, надо сказать, что он провел наблюдения образцово. Результаты он мне передал для разработки сейчас же после полета, благодаря чему они не подверглись уничтожению, как прочие результаты работ моего товарища, которого я не хочу назвать несчастным, так как я все еще верю, что он и остальные члены группы Алессандри вернутся к нам, и так как я не хочу помириться с мыслью, что мы уже никогда не встретимся для совместного опубликования результатов полярной экспедиции, для которой он с самого начала работал с таким увлечением и такой любовью.
Во вторник, 22 мая, за офицерским столом судна «Читта ди Милано» уже говорили о вероятности старта в тот же вечер. За нашим столом председательствовал капитан Мариано. Нобиле, по обычаю итальянских офицеров, сидел отдельно с командиром судна И. Романьо, и во время беседы сказал, что мое участие в полете обеспечено. Несмотря на такие утверждения, я не особенно верил этому, — не верил и потом, когда капитан Мариано сообщил мне частным образом, что сокращение команды коснется, вероятно, второго телеграфиста Педретти или же обер-лейтенанта Вильери, но что мое участие вполне обеспечено. Все же я в тот же
