Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 9
пожилые люди не очень-то долго любят спать ночью. Но вот если днём Алла Борисовна начинала поднимать крик из-за какой-нибудь чепухи, то ей было несдобровать. Дневной сон для пожилого человека — святое. Наблюдая свободу Аллы Борисовны, я с печалью понимала, что у меня собаки — о которой я всегда страстно мечтала — не будет. Ведь что ей делать в девятиэтажном многоквартирном доме, в маленькой двухкомнатной квартире? Ещё и соседи будут постоянно недовольны, заслышав собачьи звуки. Если только выгуливать её, но разве это свобода — проводить на улице какие-то час-два, когда, если взглянуть в окно, остальные собаки используют улицу 24/7? Но так уж к счастью вышло, что Писюн у меня появился внезапно и от радости я не вспомнила об этих печальных моментах собачьей свободы.
Всё своё время я проводила с Писюном. Можно сказать, это он меня выводил на прогулку, а не я его. Друзей у меня, собственно, не было. Да я и не нуждалась в них. Хотя всё же был один мальчик. Мы жили в одном доме, в соседних подъездах, но вот в школы ходили разные. Так вот, именно Писюн и свёл меня с Тимуром.
Стояло лето. Мы с Писюном резвились за домом. Во дворе у нас находись всякие скамеечки, насиженные дедушками и бабушками, и детская площадка, а вот за домами росли деревья, кусты и трава — своеобразный парк. Лесок, даже так можно сказать. Я кидала палку, а Писюн бегал за ней, но обратно с ней не прибегал. Это я спешила к нему, чтобы вырвать из его рычащих челюстей, обгрызенную палку. Мне всегда это было смешно. Так вот, когда настал черёд для очередного броска, так уж вышло, что снаряд угодил в ствол дерева, а от него рикошетом ещё куда-то — я за кустами не увидела. Но услышала вскрик. Мы с Писюном побежали туда. Писюн, конечно же, кинулся сразу после броска. По прибытии я обнаружила маленького мальчика: он болезненно держался за локоть и боязливо поглядывал на Писюна, тормошащего рядом бедную палку.
— Прости. Я случайно.
Мальчик стеснялся поглядывать на меня и поэтому смотрел на Писюна. Чтобы как-то сгладить свою вину, я решила познакомить его со своим псом.
— Познакомься, это мой Писюн.
Радостно проговорила я, тормоша за шёрстку пса, пока тот грыз палку. Мальчик озадаченно посмотрел на меня. После чего до меня дошло, откуда взялось его недоумение.
— А! — засмеялась я. — Это его так зовут — Писюн!
Мальчик секунду посмотрел на меня, потом на собаку — и загоготал. Про локоть Тимур тут же забыл. Вскоре я подвела к нему Писюна, и тот начал рьяно облизывать его лицо, я даже испугалась за Тимурины веснушки. Так мы и подружились. Как вы сами поняли, друзей у Тимура тоже не было, а то отчего он средь бела дня сидел за деревом и… скучал. Кажется, Тимур меня любил. Вспоминая сейчас тогдашнее время, я думаю именно так. Я ведь была его единственным другом, если не считать Писюна. А когда тот пропал, то мы оба остались одни-одинёшеньки. Тимур старался меня поддерживать. Мы вместе ходили на поиски, развешивали объявления. Но вместо того, чтобы наконец встретить старого друга, мне суждено было потерять и нового, так как Тимур меня вскоре покинул: через полгода после исчезновения Писюна он с родителями переехал в другой город. На прощание он подарил мне красную розу, обвязанную жёлтой ленточкой, и медальон, в который была вставлена фотография: у дерева, которое свело нас троих, сидим мы, счастливые — я, Писюн и Тимур. К сожалению, медальон со временем потерялся. Когда настало время для переезда в Москву, в театральный институт, то я спохватилась медальона, но не нашла его. Значит, не очень-то берегла, раз вспомнила о нём лишь спустя годы. А фотографий Писюна у меня было и так очень много: на моей прикроватной тумбочке три рамки и на остальных полках — штук пять, это если ещё не считать фотографий в фотоальбоме. Так что, дорожить ещё одной маленькой безделушкой мне как-то на ум не приходило. Наверное, вы подумаете, что я не очень хорошая. Неблагодарная.
Тимур считал, что за похищением Писюна стоит один жильцов наших домов по двору. Он жил в подвале. Эдакий сумасшедший учёный. Тимур говорил, что своими глазами видел в грязном окошке, ведущем в подвал, что у этого старика там стоит стол со всякими колбами, склянками, в которых он проводит всевозможные страшные опыты, и что по мнению Тимура мой бедный Писюн стал жертвой одного из них. Возможно, что и так. Потому что у меня сохранилось кое-какое воспоминание, наводящее на эту трактовку событий: однажды этот старый учёный-бродяга подошёл ко мне, когда я с Писюном сидела на скамейке перед домом, и решил с нами познакомиться. И вышло это знакомство для нас ужасным — для Писюна и вовсе травматичным. Старик постоянно ходил в белом докторском халате, на лице — круглые очки, а седые волосы доходили до шеи. Руки его всегда находились за спиной.
— Какая милая собачка, — проговорил он со странной улыбкой, от которой нам стало не по себе, и потянулся рукой к Писюну. Взял его за полуторчащее ушко, чутка потрепал, а потом резко вытащил из-за спины вторую руку, в которых заблестели ножницы, и отрезал у моего пёсика бедный краешек уха. После чего радостно, подпрыгивая, убежал, в то время как я, напуганная не на шутку, успокаивала скулящего и лающего от боли Писюна.
Сейчас я, уже успевшая ознакомиться с театральным искусством и кино, поминаю этого чудаковатого учёного не иначе как доктор Калигари. Только шляпы, наверное, не хватало. У меня кстати преподаватель по актёрскому мастерству был почти такой же, как этот сумасшедший. По крайней мере сумасшествием от него не отставал. Да и внешне был похож на персонажа из старого немого чёрно-белого фильма: шляпа-цилиндр, круглые очки, но вот волос не хватало, от силы со всем.
После того как Писюн пропал, учёный Калигари однажды ещё раз подошёл ко мне, когда я, одинокая, печальная, страдала на той же самой скамеечке, и попытался исправить впечатления от нашего первого знакомства, с которого прошло, наверное, года полтора.
— А где твой милый щеночек? — спросил он, стоя с соединёнными за спиной руками. — Что-то я его давно не вижу.
— Он уже давно не щеночек, — озлобленно произнесла я.
Старик стоял, кивал головой и долго думал, что бы ещё такое сказать.
— Печально… Да, печально.
Глаза его теперь были направлены на облака, плывущие по небу.
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 9
