следы промышлявших в этой местности волкодавов исчезла, как осенняя дымка, а потом и вовсе улетучилась вместе с мечтой выйти сегодня из леса.
Попытавшись отогнать страх, появившийся с наступлением сумерек, он в очередной раз достал карту, и уставился в нее пустым невидящим взглядом. Постояв так несколько секунд, он все же сфокусировал глаза, и трясущимся грязным пальцем прочертил путь между склоном холма, с которого сошел почти в полдень, и изгибом реки, куда намеревался выйти еще час назад. Утром, выбирая дорогу на карте, путник еще не знал, что на этом пути ему встретится столько оврагов и непроходимого бурелома. И винить кроме себя было некого; мелких подробностей на карте, вырванной из старого атласа, не было.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, — пробурчал он себе под нос, и внезапно выругался непонятно на кого, — Какой же ты же идиот, Ульф!
Теперь Швед даже приблизительно не знал нужного направления — чувство, что он двигается к нужной точке, покинуло его еще пару часов назад. Ему была оставлена возможность продвигаться лишь через редкие разрывы в густых непролазных зарослях и там, где между толстыми деревьями открывалось некое подобие прохода. Получалось будто сам лес уводил его в сторону, гоня в какое-то неведомое место.
— Может вернуться обратно? — вслух спросил Швед сам себя, и тут же мысленно возразил:
"Нет. К тому времени совсем стемнеет. Даже если найду дорогу, все равно придется ночевать в лесу, где сам черт ногу сломит."
Когда он восемь лет назад попал в этот мир, и по неизвестным причинам утратил способность контролировать свои способности, то неожиданно для себя приобрел сравнительно легкую форму никтофобии*. Поэтому этот лес напугал его с самого начала. С тех пор, как Оружейник углубился в чащу, он постоянно озирался, вздрагивая от малейшего шума листвы или треснувшей под ногой сухой ветки. Швед понял это, как только заметил, что разговаривает сам с собой.
"Очень плохой знак, не хватало мне еще паранойи."
Скользя по мокрым листьям, он еще несколько километров пробирался через поваленные деревья, сломанные сухие ветки, высоченный папоротник и непролазные колючие кусты.
"Зря торопился… Обошел бы лес с востока по грунтовке и завтра к обеду был бы на месте."
Привычный порядок смены времен года был нарушен с самого начала катаклизма. На смену дождливой весне сразу приходила поздняя осень. Только недавно зазеленевший лес уже начал избавляться от отмирающих листьев. Но солнечный свет пока еще с трудом проникал под занавес плотной листвы. Чувство, что лес сжимается вокруг него, постепенно усиливалось. В поисках света и открытого пространства он все больше и больше отклонялся от намеченного маршрута.
Через час, когда из-за дикой усталости Швед мог лишь брести, ругаясь на хлеставшие по лицу ветки, лес стал таким плотным, что двигаться в выбранном направлении можно было всего несколько десятков шагов. Ему приходилось метаться из стороны в сторону, чтобы обойти покрытые скользким коричневым лишайником толстые стволы, поваленные много лет назад неведомой силой.
Когда уже почти стемнело он внезапно наткнулся на то, что уже и не ожидал увидеть. Он вышел на поляну.
"Ну слава местным богам, хоть что-то хорошее за весь день."
Полянка была небольшой, но ее размеров вполне хватало, чтобы наваждение темной, душащей лесной глуши наконец-то его отпустило. Сбросив ненавистный рюкзак на траву, горе-путешественник уснул сразу же, как только положил на него голову.
***
Проснулся он от резкой боли в боку; заорав и широко распахнув глаза, схватился руками за печень. И не сразу заметил, что рядом с ним стояли три одетых в камуфляжную форму человека. Точнее стояли двое, третий сидел перед ним на корточках, положив автомат на колени, и невозмутимо смотрел, как он корчится на траве.
— Ты кто такой? — негромко спросил его сидящий, глухим, словно прокуренным голосом.
— Оружейник, — просипел он сквозь сжатые от боли зубы.
— И какого дьявола в этой глуши забыл Оружейник? Тут складов нет и никогда не было, — таким же спокойным и размеренным голосом поинтересовался один из стоявших.
Смотрел он в сторону леса, и задавая вопрос даже не повернул головы. Глаза второго стоящего тоже цепко ощупывали окружавшую их чащобу.
— Решай быстрее, Михалыч, не ровен час нарвемся на местных. Лично мне этот хрен не особо нравится, прикопаем тушку в ложбинке и вся недолга.
— Погоди, Алекс. Ты же слышал — он Оружейник. Много нам Оружейников попадалось?
— Хмм… Ни одного на моей памяти. Оба Оружейника с нами с самого начала.
— Вот то-то и оно. Обыщи и свяжи ему руки, пойдет с нами, — тот, которого назвали Михалычем, резко распрямив ноги встал, — Если не понадобится, то вывесим его труп на границе с росомахами, будет еще одна метка. Куба, проверь пока его рюкзак.
— Зачем бить-то надо было? Да еще и по печени… — спросил Оружейник, медленно вставая на карачки.
— Лучше сразу нейтрализовать, чтобы потом самому не валяться с дыркой в животе, — ответил ему Алекс, ухватившись за воротник его ветровки, и рывком поднимая на ноги, — Ручонки растопырь и ноги расставь пошире. Оружие есть?
— Нет. Только разве что нож, но он в рюкзаке лежит.
Алекс закончил охлопывать его туловище и начал связывать запястья веревкой, заведя руки Шведа назад.
Куба вытряхнул содержимое рюкзака на траву, и поленившись даже нагнуться, разбросал кучку вещей носком грубого армейского ботинка.
— Вот это недоразумение ты ножом назвал? — он пнул ногой складной нож.
— Откуда я знаю, что вы оружием называете? Вы спросили, я ответил.
— Ладно, запихивай все обратно. Я не носильщик, свое барахло понесешь сам.
— Я не то что нести, я и собрать ничего уже не смогу, — ухмыльнулся в ответ Оружейник, — Руки-то связаны.
— Черт, Алекс, вечно ты торопишься! Не мог подождать?! — Куба с раздражением пнул пустой рюкзак.
— Зато ты у нас вечно занятой не пойми чем. Вот и понесешь вещички, хоть какая-то от тебя польза будет, — громко заржал Алекс в ответ.
— Хорош трепаться, — остановил перепалку Михалыч, — Алекс вперед, Куба замыкает. Потопали.
***
Швед крутил головой вокруг, и периодически делая удивленное лицо, мысленно ругал себя распоследними словами — сейчас густая чаща свободно пропускала их небольшой отряд сквозь себя.
— А вы кто будете, господа? — негромко спросил он минут через пять, — А то знакомство какое-то скомканное вышло.
— Охотники мы, —
