Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
– Я взрослая женщина, а бегаю, как подросток! Помоги! Отнеси-принеси! Подай кофе! Словно курьер…
– Это же временно, – успокоила ее Муза.
– Мне не доверяют клиентов, и это плохо. Я так не наберусь опыта! А я знаю, почему мне не доверяют клиентов: нет свободного места для еще одного туроператора. Я должна ждать, пока кто-нибудь из них не уйдет! Меня обманули! Меня взяли курьером и все время кормят баснями об испытательном сроке. А я чего должна ждать? У моря погоды? Вдруг кто-то из них умрет или забеременеет?
– Настя!!
– Ну, хорошо! До пенсии там всем далеко! Остается только проводить кого-нибудь в декрет! – распалялась Анастасия. – Есть пара молодых девчонок замужних. Так это месяцев семь минимум ждать!
– Ты сама рвалась на эту работу! – напомнила Муза.
– Так в том-то и дело, что работать не дают, – жаловалась Настя.
Еще Муза пустила в свою жизнь, будучи уже двадцатипятилетней девушкой, дирижера своего симфонического оркестра Генриха Масловича, который и разбил ее мечты о счастливой семейной жизни, любви до гроба и принце на белом коне – то есть все сразу – просто вдребезги. Счастливы они были года два, и то это счастье было весьма относительным, просто ей сравнить было не с чем и не с кем, а потом Генрих начал пить по-черному. Оказывается, он и до встречи с Музой увлекался алкоголем, потом вроде завязал, чтобы ездить за границу, но не справился с болезнью или вредной привычкой, и она с новой силой вырвалась наружу.
Тут уж Муза хлебнула по полной. Пил Генрих по-страшному, до потери памяти, до белой горячки, до рукоприкладства и оскорблений. А с утра Музе доставался трясущийся, бледный, плохо пахнущий и стонущий мужчина, которого надо было не то что приводить в чувство, а просто возвращать к жизни, к тому же он не помнил, что происходило накануне. Она отпаивала его куриными бульонами, отварами, рассолами. Иногда приходилось покупать пиво. Муза кормила его с ложечки и, естественно, пыталась образумить, слабо представляя, как это делать. Все тщетно. Несколько лет пыток, а потом она не выдержала и ушла. Тогда Генрих встрепенулся и попытался вернуть любимую жену. С работы его уже к тому времени выгнали, так как он дирижировал дрожащими пальцами, если вообще мог встать. Оркестр не мог сконцентрироваться начать играть не «дрожащую музыку», а то, что надо было. У него и характер испортился, он стал озлобленным, неуравновешенным и агрессивным. Музыканты написали коллективное письмо с отказом работать с таким больным человеком в одном коллективе.
Уж очень сильно просил Генрих Музу его понять и простить в очередной раз, что она опять и сделала, считая, что муж должен быть один и что она должна помогать ему и быть с ним в печали и радости. И, несмотря на то что Муза была в то время единственной кормилицей в семье, она взяла отпуск и поехала со своим суженым-ряженым в Сибирь в какой-то экологический тур. «Ты не представляешь, какая там красота! Огромные вековые ели, все укрывающие своими темными лапами. Ты знаешь, что еловый лес – самый темный? Сосны… снег, первозданное все! Закат, рассвет и сногсшибательный воздух! Там я одурею от него, а не от алкоголя! Там и поживем с тобой. Три избы на несколько километров. Все надо будет делать своими руками: колоть дрова, носить воду, топить печь. Мы будем есть собранные за лето белые грибы в сушеном и маринованном виде, и я буду ходить на охоту! Да, я принесу в дом дичь, во мне проснутся спящие на генетическом уровне мужские инстинкты, и я вернусь в свою жизнь, забуду про этот алкоголь!» – горячо убеждал ее Генрих, что обескуражило Музу окончательно.
И вот они вдвоем улетели в глухую Сибирь черт знает куда и зачем, то есть понятно зачем: для спасения их любви, семейной жизни. И избавления Генриха от алкоголизма в качестве самого главного аргумента. Поселилась семейная пара в деревянной избе в спартанских условиях, что и было обещано.
Муза, как домашняя девочка, пережила настоящий шок от отсутствия нормального быта, но собралась и решила сделать все, чтобы помочь мужу. Им удалось продержаться целую неделю в холоде и фактически в голоде, то есть с очень ограниченным набором продуктов. А потом в соседнюю избу заселились любители зимней охоты. Надо отметить, что всю эту неделю Генрих был мрачнее тучи и всю накопившуюся злобу из-за отсутствия выпивки срывал на Музе. Она это понимала и терпела, терпеливо ждала, когда израненная градусами нервная система у близкого человека придет в норму. Но ее надеждам было не суждено сбыться, потому что заехавшие в соседнюю избу охотники были затарены по полной ящиками с водкой, и все лечение Генриха сразу же пошло насмарку. Он пропадал у небритых соседей сутками, а они по доброте душевной поили его и смеялись, когда мужчина напивался до свинячьего состояния. И сколько Муза ни просила и ни умоляла их этого не делать, ничего не помогало. Она уже решила вернуться домой, если Генрих не образумится, когда ночью проснулась от того, что на нее навалилось большое, грузное мужское тело. Тело было с запахом немытости и перегара и колючей, грязной и сальной бородой.
– Что вы делаете? – испугалась она, путаясь в белье и ночной рубашке.
– Тише, тише… Молодая, красивая, а муж – алкоголик! Ну, чего ты? Теплая такая. Мы с ребятами давно без баб блуждаем, а тут такая женщина пропадает! Вот сейчас и удовлетворим друг друга! Я и ребят могу позвать по очереди!
– Ах, мерзавец! Негодяй! Немедленно отпустите меня! Сволочь! – Муза быстро пришла в себя и начала активно сопротивляться, что вывело пьяного детину из себя, и он тоже не сдавался. – Помогите! – закричала в отчаянии Муза.
– Кого ты зовешь? Твой суженый валяется без чувств в нашем домике, а вокруг лес на тысячи километров и дикие звери. Так что не кричи, детка, и расслабься, сейчас получишь удовольствие от настоящего мужика! – пыхтел бородатый злодей.
Понятно, чем бы это кончилось, если бы не подвернувшееся под руку Музе полено. Им она и огрела несостоявшегося любовника по затылку. Он не потерял сознание, но потерял ориентацию в пространстве на какое-то время. Этого хватило Музе, чтобы выскочить на мороз, засунув ноги в огромные валенки насильника, которые он скинул у порога. И еще она успела сорвать с вешалки свой пуховик. Пряталась она от своего мучителя в сарае для хозяйственных принадлежностей, пока он ходил вокруг избы с проклятиями, ища ее с угрозами полного уничтожения. Под утро он выпил и угомонился, тогда протрезвели его напарники и муж Музы. Они-то и нашли девушку в сарае вконец замерзшую и испуганную. Они и извинялись, и накрывали ее пледами, и поили настойками на чуть ли не чистом спирте – что только не делали. Это было зря, потому что Муза по натуре своей вовсе не требовала никакой крови, то есть мести. Она только тряслась мелкой дрожью и благодарила судьбу, что выжила. Муза не чувствовала рук, но решила, что просто сильно замерзла. А когда и через час, и через два, и через день, и через несколько дней чувствительность к рукам не вернулась, Муза напряглась. Понятно, что они с Генрихом вернулись домой много раньше, чем предполагалось. И Муза только тогда с ужасом поняла, что не может играть. Она не чувствовала ни клавиш, ни струн арфы, то есть чисто теоретически по генетической и отработанной практикой памяти она могла играть, но уже не на том высоком уровне. Муза обратилась к врачу и прошла обследования, начиная от исследований головного мозга, заканчивая тестами функций периферической нервной системы. Она потратила на восстановление все сбережения, так как для нее музыка была жизнью и лишить Музу музыки было смерти подобно. Именно это с ней и произошло: после многих месяцев исследований и лечений Муза поняла, что ее карьере и всему тому, на что она была нацелена любимым отцом, светлая ему память, пришел конец.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
