Все трое молча, напряжённо вслушивались. Но лишь старик – даже не слышал, нет! – скорее, угадывал в неспокойном шуме далёкие шаги. Он приложил палец к губам, и Степан с Митяем дружно закивали.
Дождь припустил сильнее. За разговором как-то не заметили, что он вновь начался, – да он и моросил едва-едва, а тут вдруг ливанул, что твой душ Шарко. И ветер засвистал надрывно и уныло, ветви закачались, замотались, тщетно отгоняя от себя какую-то напасть…
Теперь уже все трое знали, что некто идёт сюда.
Митяй вперился в сумерки, изо всех сил вглядываясь в невысокое, похожее на перевёрнутое ведро каменное сооружение левее и чуть ниже от них по склону. На мгновенье у него мелькнула мысль, что вот-вот и вообще ничего не будет видно, и они не разглядят в потёмках ни черта… Но и эту мысль он додумать не успел: у самого «ведра» невесть откуда, как чёрт из-под земли, возникла приземистая человеческая фигура.
От внезапности Митяй чуть не вскрикнул, но в последний миг успел сладить с собой. Он лишь сильно сглотнул слюну и вздрогнул – и тут же рука дяди Миши дёрнула его за рукав.
Он жестом показал: молчу. А фигура замерла, будто почуяла неладное. Трое под ёлкой стали тише воды, ниже травы – даже холод, даже дождь словно исчезли для них, хотя они мало того, что не исчезли, они стали пуще, злее – они нарастали все эти последние месяцы, и вот завыло, застонало в лесу: какие-то силы, ещё скованные, но уже разбуженные, рвались сюда, на волю, в наш мир…
С такого расстояния, конечно, не увидать, но Митяю почудилось, что фигура недвижимо стоит и смотрит именно сюда, на них. Он инстинктивно съёжился, ощутил, как за шиворот пролилась ледяная струйка. Сразу пересохло во рту.
Бог весть, что бы ещё почувствовал он, – да вдруг фигура сделала неуловимое движенье и…
И пропала!
Точно не было её.
– Нырнул! – крикнул Степан во всё горло. – Нырнул, сволочь!
Он вскочил – мокрая пола шинели хлестнула Митяя по лицу.
– Стой! Куда?! – страшным шёпотом рявкнул дядя Миша.
Но было поздно.
Лихой вояка нёсся со всех ног по склону, шинель за спиной вздыбилась грязным серым парусом.
– Дурак! Ну, дурак! – Дядя Миша схватил карабин, рванул следом.
Митяй опешил, замешкался, но спохватился и пустился вдогонку.
Степан был уже у камня. Бежавшие сзади увидели, как он взмахнул правой рукой.
– Стой! – задыхаясь, крикнул дядя Миша. – Стой ты, олух царя небесного!
И тут, увы, старый охотник со своим советом опоздал.
Степан с силой швырнул гранату в круглую дыру, что посерёдке «ведра», – в ту самую дыру, куда бесследно канул тёмный человек.
– Ложись! – дурным голосом гаркнул Степан и плюхнулся на мокрую землю.
– Ду… – начал было дядя Миша – и не закончил.
Да и никто бы не закончил.
Бабахнула граната Миллса, не бабахнула – чёрт её знает. Видно, это уже не имело значения.
Земля дрогнула так, будто где-то в ужасной глубине провернулось гигантское чудище. Митяй споткнулся, чуть не упал, от испуга взмахнул руками…
И этот испуг стал его последним земным впечатлением.
Мир исчез в никуда На миг парню показалось, что он летит в бездонную дыру, он задохнулся, хотел крикнуть – но тьма хлынула со всех сторон и поглотила всё.
В каменной будке вспыхнул жуткий красный свет. Кроваво озарив поляну, кроны елей, три недвижно распростёртых тела, он вдруг полыхнул на полнеба, и земля содрогнулась куда сильней, чем в первый раз.
В Авзяново тревожно завыли собаки, замычали коровы, заржали лошади, заблеяла вся прочая живность. Послышались в тумане голоса, где-то суматошно мелькнул огонёк керосинки.
– Опять этот упырь проклятый! – резанул туман визгливый женский вопль.
Напуганные люди выбегали из домов. Что делать – никто не знал. Не знали и того, что кто-то неведомый уже решил за них, что им делать.
Каждый из людей и зверей пережил то, что минутой раньше довелось пережить троим охотникам на упыря. Мгновенный полёт, тьма – и всё. Безмолвие повисло над долиной.
Безмолвие – не значит тишина. Тишины не было. Непогода точно сошла с ума, забушевала с диким воем, свистом, ливень хлынул стеной, по замершим улицам побежали бурные реки грязной воды. А потом вода попёрла так, как быть не может ни при каком дожде. Она заливала дворы, сараи, подступила к доскам крылец. Она кипела, словно кипяток, хотя была холодна, как кровь мертвеца. Минут через пять нижние ступеньки стали исчезать в мутной жиже…
К утру на месте бывшей деревни Авзяново расстилалось огромное озеро.
* * *
Совершенно секретно
Начальнику Специального управления НКВД СССР
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Настоящим докладываю, что на протяжении последнего месяца на территорий Башкирской АССР в районе деревень Авзяново и Метеля имели место быть события категории А по Специальному перечню № 334К/03ПЛ. Пик событий падает на ночь с 14 на 15 ноября сего года. В результате произошедшей природной катастрофы оказалась полностью затопленной деревня Авзяново. В настроениях местных жителей, в частности в деревне Метеля, явно преобладают нездоровые суеверные настроения. В связи с вышеизложенным, вношу предложение: внедрить в деревне Метеля секретного сотрудника для постоянного наблюдения и контроля за умонастроениями местного населения, в котором все еще преобладает темный и отсталый элемент. Суеверным настроением могут воспользоваться враги Советской власти для проведения вредительской работы.
По предварительной разработке таковым сотрудником мог бы стать фельдшер тов. Широков П. Ф., беспартийный, идейно выдержанный. Соответствующая беседа с ним проведена, задачи текущего момента им поняты правильно.
Начальник управления НКВД СССР
по Башкирской АССР _________
Резолюция на докладной записке: «Согласен. Оперативное имя – Доктор».
* * *
23 мая 1962 г.
Москва, Генеральный штаб
Вооружённых сил СССР
В маленькой комнате ярко горела сильная лампа, хотя за стенами этой комнаты во всю ширь и высь безмерно-голубого неба весело сиял горячий майский день.
Что совершенно естественно: день разливался за стенами, но не за окнами. Их в комнате отродясь не было, ибо это была не просто комната, а секретный кабинет – рабочее место одного из многих шифровальщиков центрального аппарата Министерства обороны и Генштаба СССР.
Шифровальщик этот – молодой красивый капитан, похожий на французского артиста Жана Маре – привычно-бегло писал карандашом в толстой тетради, каждый лист которой был прошит, пронумерован и проштампован особой печатью. Кроме тетради на рабочем столе капитана лежал лист бумаги, заполненный множеством цифр, символов математических и символов совсем загадочных, что в совокупности казалось нелепой абракадаброй – и конечно, было совсем не так. Хаотичная писанина являла собой сложный и эффективный шифр, одну из новинок криптографии. И уж разумеется, этот листок тоже был украшен синей печатью.
