Посланец успел вовремя – магистр был еще жив.
Но только снадобья неутомимого флорентийца – он двое суток не спал и ни на шаг не отходил от постели своего повелителя – поддерживали в еще недавно могучем теле угасающую на глазах искру жизни.
– Герардо! – позвал магистр лекаря. – Пригласи сюда… всех рыцарей и их оруженосцев… в том числе и вассалов барона. И его самого…
В радостном возбуждении магистр ощупывал небольшой ларец, украшенный резной слоновой костью.
Рыцари окружили ложе умирающего повелителя.
Бернард фон Ренгов, огромного роста детина с ярко-рыжими волосами до плеч, даже не пытался изобразить на своей длинной физиономии, покрытой шрамами, соболезнование и печаль.
Он возвышался над всеми как непоколебимый утес, уверенный в своей силе и безнаказанности за содеянное преступление.
– Братья… – начал магистр тихо.
Но затем его голос неожиданно окреп. Глаза Готфрида фон Кельгофа засверкали прежним огнем, которого так страшились его враги.
– Я покидаю вас в великой скорби. Но на то воля Господа нашего, призвавшего меня так безвременно. Братья! Помолитесь за мою душу, когда я буду возносить смиренное покаяние всевышнему на небесах. Но в последний свой час я хочу отметить достойнейшего среди рыцарей ордена Меча. Бернард фон Репгов!
Магистр открыл ларец и достал оттуда массивный перстень с большим камнем чистой воды, сверкнувшим в его руках, как утренняя звезда.
– Дарю тебе этот адамас[1], отвоеванный мною у сарацин. Ты – верный слуга ордена, и да простятся тебе все твои прегрешения… если на то будет соизволение Господа.
Барон не поверил своим ушам: ему – и такую драгоценность!? И от кого?! От врага, конечно же, не заблуждающегося в истинных причинах поразившей его смертельной болезни.
Столпившиеся вокруг фон Репгова рыцари задышали, как загнанные кони: такое богатство! За этот камень можно купить все их владения вместе с ними в придачу.
Они ничего не могли понять и не верили своим ушам. Магистр дарит сокровище клятвопреступнику и убийце, по которому давно плачет виселица! Неужели их повелитель сошел с ума!?
Но рыцари угрюмо молчали, глубоко спрятав свои мысли.
Магистр, в последний раз окинув угасающим взглядом меченосцев, отвернулся к флорентийцу.
– Запомни… адамас проклят, – произнес он одними губами и так тихо, что даже Герардо с трудом разбирал слова. – Но барон… этот Иуда, про то не должен знать. Расплата придет. Придет! Тебе… мои сокровища. Ты знаешь, где они спрятаны. Ключ… у меня на груди. Прощай, мой верный друг…
Герардо в благодарности припал к руке своего господина. Он плакал, не стараясь скрыть слезы.
– Амен… – сказал магистр.
Готфрид фон Кельгоф вдруг с хищным удовлетворением улыбнулся и закрыл глаза.
На этот раз навсегда.
Магистра похоронили с подобающими его сану почестями и пышностью. Лекарь Герардо не стал дожидаться, пока прах повелителя примет земля, и незаметно исчез.
Бернард фон Репгов, владелец уникального сокровища, перстня с бриллиантом, который получил название “Магистр”, недолго тешился подарком. Из-за него хитроумный барон нажил себе столько врагов, что вскоре затворился в своем замке и перестал принимать гостей.
А ровно в годовщину смерти Готфрида фон Кельгофа барона нашли в собственной постели с кинжалом в сердце. Его лицо было искажено гримасой ужаса.
Перстень с “Магистром”, который рьяно пытались найти наследники рыжего меченосца, исчез. И надолго – только спустя сорок лет роковой подарок Готфрида фон Кельгофа объявился у одного из князей католической церкви; но он тоже кончил плохо.
Затем «Магистр» попал неведомо как к чешскому королю Пжемыслу II. У государя Чехии перстень вместе с его жизнью отобрал граф Людовик Габсбург, который приказал придворным ювелирам изготовить для бриллианта другую оправу – более изысканную.
Потом… Впрочем, это уже совсем другая история, полная загадок и крови, пролитой из-за «подарка» Готфрида фон Кельгофа.
Любознательные могут прочитать «Хроники» аббата Гискара и “Воспоминания кавалера де Жуанвиля”, где «Магистру» уделено немало страниц. (Только не следует отождествлять кавалера с Жаном Жуанвилем, маршалом Шампани, написавшим «Книгу Святого Людовика»).
Орден меченосцев после кончины магистра Готфрида фон Кельгофа просуществовал недолго. Его разгромили литовцы и земгалы. А в 1237 году он был объединен с тевтонским орденом.
Говорили – и это зафиксировано в документах той эпохи, – что в день смерти Бернарда фон Репгова случилось сильное землетрясение, и надгробный камень на могиле магистра ордена Меча раскололся пополам.
Стихийное бедствие связывали с гневом безвременно усопшего Готфрида фон Кельгофа, который покинул свое последнее пристанище, чтобы покарать убийцу. Но мы позволим себе в этом усомниться.
Глава 1. СТАРИК
Он сидит у окна кухни и о чем-то сосредоточенно думает.
Его выцветшие глаза тусклы, словно присыпаны пеплом. Кажется, что они смотрят внутрь, провалились под бременем лет на дно глазниц, и умерли раньше, чем живой дух, все еще теплившийся в немощном теле.
И только темные точки зрачков живут своей жизнью, беспокойной и торопливой, посверкивая сквозь пепельную пелену остро и зло.
Старик одет небрежно: полосатые пижамные брюки по низу обтрепаны и не раз чинены, на серой рубахе не хватает пуговиц, наброшенный на сутулые плечи пиджак из толстого “флотского” сукна в пятнах.
Несмотря на то, что за окном теплынь, конец лета, ему холодно – под пиджак поддета вязаная безрукавка, а ноги покоятся в опорках – валенках с обрезанными голенищами.
Квартира старика находится в полуподвальном помещении. Поэтому через давно не мытые стекла ему видна только обувь прохожих да кусочек киноафиши большого рекламного стенда на доме напротив.
Кухонное окно забрано снаружи ржавыми прутьями, в приямке валяются окурки, обертки от мороженого и жевательной резинки, газетные лоскутки и битое стекло.
На газовой плите уже давно шипит и бормочет вскипевший чайник, но старик, погруженный в свои мысли, не замечает этого.
Видно, что в молодости он был весьма привлекательной наружности. Даже морщинистая дряблая кожа с темными старческими пятнами не может скрыть выразительности черт удлиненного лица с упрямым подбородком.
Лоб у старика высокий, нос аккуратный, прямой, не утративший свою форму за долгие годы, как это бывает у людей преклонного возраста. Редкие седые волосы давно не стрижены и зачесаны наверх.
