сильные, любимые, ласкали не меня, а её…
— Лик, ты ошибаешься, все совсем не так как ты думаешь.
— А что я могу ещё подумать? Скажи ещё, что тебя раздели и уложили с ней в постель насильно, — ёрничаю я.
— Нет, но…
— Что, Альберт? Что?!
— Я люблю тебя Лик, это была ошибка, — неумело оправдывается он.
— Ошибка? — усмехаюсь зло я. — Перепутал постель?
— Нет. Лик, не драматизируй. Ты ведь понимаешь, ну сходил на лево… с кем не бывает. Это нормально для мужчины. Нам нужно забыть об этом, я ведь здесь. У нас ведь фирма, семья… Зачем ссориться? — он подходит ко мне, присаживается на корточки у моих ног и пытается взять мою руку, но я убираю.
— Фирма? Так вот в чём проблема? — закрываю глаза и чувствую, что слёзы уже срываются с ресниц от понимания, как я была слепа все эти годы. — Значит ради этого ты готов оставить всё как есть? Как у тебя вообще хватает совести говорить мне об этом? Ты вообще меня любил?! — голос предательски дрожит, слёзы уже текут по щекам, обжигая.
— Конечно. Ты не слышишь? Я же повторяю тебе это. Прости, люблю, ну что ещё мне нужно сказать?
— Говорить не значит любить, Альберт, — грустно говорю я. — Твой поступок доказывает обратное.
Он пытается удержать меня, обхватив за бёдра, когда я хочу встать. При этом сжимает так, что мне становится больно. Он никогда раньше себе ничего подобного не позволял. Злится. Я это вижу по его сжатым челюстям, взгляду… На что? Что я узнала правду или что не верю?
— Пусти, мне больно, — муж смотрит в глаза прожигающим взглядом. На что-то решается и пытается поцеловать, прижимая к дивану, подминает под себя. Противно…
— Отпусти! Не хочу! Ты мне противен! — сопротивляюсь я.
— Противен значит? А что же раньше ты так не думала, — он продолжает напирать, задирая платье, и я выворачиваюсь, отталкивая его.
Спотыкаюсь о пустой бокал и падаю.
— От тебя разит этой шлюхой! Предатель… — меня словно выворачивает наизнанку, всхлипываю и вытираю губы рукой. Прощай помада, прощай мое спокойствие. Ком подступает к горлу, а вместе с ним и истерика. Держать себя в руках, только держать себя в руках.
— Лика, ты же любишь меня. Я знаю, — не прекращает попыток всё вернуть изменщик.
— А ты значит меня нет?
— Причём здесь моя любовь? Ну сходил налево, — невозмутимо произносит он, будто говорит о смене белья. — Я же нормальный мужик. Давай забудем, и все будет как раньше.
— Уже никогда не будет как раньше, — шепчу я сквозь горькие слёзы.
— Да что ты такая несговорчивая?
Он пытается меня обнять, сев рядом со мной на пол, а я отталкиваю его руки.
— Не трогай меня!
— Истеричка! — по лицу прилетает звонкая пощёчина, и щека горит от мужской ладони.
Я на миг замираю, прижав руку к лицу, и смотрю в глаза мужа, когда-то такие родные, любимые, но вижу в них раздражение… не любовь…
Медленно поднимаюсь, ещё собирая свои мысли по кускам, что разлетелись вместе с его реакцией на мои слова. Теперь мне точно все понятно… Он не любит меня. А может и никогда не любил…
Решение пришло само собой. Мне нужно на воздух. Не говоря ни слова, встаю и решительно иду в холл.
— Лика! Лика! Прости! — кричит мне вдогонку, когда я, надев туфли, рывком открываю дверь.
В лицо мне ударяет жаркий воздух, что не сменяется ночной прохладой летом. Хватаю низ платья, срываюсь и бегу по пустой дороге тихого района. Слышу крики мужа, утопающие вдали:
— Давай забудем!
Но мне уже всё равно. Подальше отсюда, подальше от него. Почти бегу быстрым шагом, а в голове стучат слова: «Ошибка. Давай забудем… забудем…»
Как такое можно забыть? Как теперь жить дальше?
Глава 1/1. МАРКУС
— Фрау Штайн, вам комфортно? — вижу, что пациентка напряжена. Сидит, не опираясь на спинку кресла, словно присела ненадолго, спина выпрямлена, руки на коленях сложены в замок, избегает прямого взгляда — закрыта для контакта.
— Да, — рассеянно отвечает, и я ловлю взгляд больших глаз, в которых читается смятение и неуверенность.
— Я гарантирую полную конфиденциальность. Всё, что будет сказано в этой комнате, не покинет её, — доброжелательно улыбаюсь, пытаясь расположить её к доверительной беседе.
— Я знаю. Просто… — снова опускает глаза.
— Расскажите, что вас беспокоит, какого результаты вы ждёте.
Даю время ей подумать и изучаю, сравнивая с нашей первой неофициальной встречей на набережной. Тогда она была в отчаянье, испытывала боль, была потеряна. Сейчас взгляд потухший, улыбки на лице нет, но ухоженная, следит за собой. Опрятная одежда, не повседневная, а классический деловой костюм, состоящий из юбки, приоткрывающей колени, красивые нужно заметить, шёлковой блузки и приталенного жакета, аккуратный маникюр, белокурые волосы, с медовым отливом, лежат на плечах мягкими локонами, лёгкий дневной макияж — явно говорили о том, что она не в депрессии, не потеряла связь с реальностью, ей не всё равно как она выглядит.
— Вы не против, если я буду называть вас Ангелика?
— Нет. Так даже легче будет, — уголки губ поднимаются в мимолётной улыбке, немного нервной. — Не так официально, как Фрау Штайн.
— С каким настроением вы сегодня проснулись, Ангелика? — начал с непринуждённых вопросов, чтобы разговорить её.
— Грустным.
— Что вы ощутили в первые секунды, как открыли глаза?
— Тоску, — снова опускает глаза, разглядывая свои руки. Нервно теребит браслет на запястье, а я делаю пометку в блокноте. — По Альберту, по его объятиям и поцелуям, по простому: «Доброе утро, дорогая». Пришла на кухню и поняла, что некому готовить завтрак.
— Это был ваш каждодневный ритуал с мужем?
— Да, — неуверенно прозвучало, — почти… — внимательно смотрю на реакцию, поймав её взгляд. Вздыхает, помедлив. — Но последнее время утренние объятия и поцелуи стали редкостью, — решается на откровение.
— Вы можете вспомнить, когда это произошло?
— Что? Э-э… мне тяжело пока об этом говорить.
