потерявший свой курс. Где мир настоящий, а где мир моих грёз?
Скоро грань окончательно сотрется, и я, как заблудшая душа, никогда не узнаю, каково это — обрести покой.
***
Дирлтон, Шотландия
5 июня
В Дирлтоне сегодня на редкость пасмурно. Шарлотт говорит, погода портится лишь в те редкие дни, когда я приезжаю, и теперь, складывая вещи в свой уикендер, я не забываю положить зонт. В конце концов, она ещё никогда не ошибалась.
Стоит, наконец, признаться себе в том, что эти места никогда не были для меня по-настоящему родными. Сейчас, проезжая в кэбе по узким вымощенным улочкам и смотря через пыльное стекло на одутловатые неулыбающиеся лица местных жителей, я не испытываю ни унции радости от возвращения домой. Трепет не поднимается в моей душе после целого года разлуки, а сладостное предвкушение связано исключительно с предстоящим обедом от моей обожаемой Морны.
Пожалуй, в моем понимании край света выглядел именно так. Безликие пейзажи удручали и вгоняли в тоску: по узким и часто разбитым дорогам клубился густой туман, всегда свинцовое небо угрожающе низко висело над головой, а крутые холмы прямо за тускло-зелёными полями создавали обманчивую иллюзию гор. Здесь нечем было заняться, некуда сходить и не с кем обсудить погоду — жители, уставшие и нелюдимые, были заняты своими проблемами, редко выходили из домов, а если и выходили, то сидели на разбитых ступеньках у дверей и подолгу смотрели в туманную даль. Немудрено, что Дирлтон так и не стал приманкой для приезжих — его не спас ни одноимённый замок, ни близость к Северному морю.
Вот и я не любила сюда возвращаться. Вероятно, я бы и не вернулась, будь на то моя воля.
— Миссис Маклауд сегодня в хорошем расположении духа? — спросила я Гилана — нашего водителя.
Гилан поднял одну косматую бровь и взглянул на меня в зеркало заднего вида. Он был суровым и молчаливым мужчиной, задумчивым и неприхотливым. Моя мать любила эти качества в нем, в то время как я, замученная скукой, искала любые ниточки для разговора. К счастью, дорога из Эдинбурга в Дирлтон всегда занимала не больше сорока минут.
— Она была воодушевлена вашим приездом, мэм, — сухо ответил Гилан.
Вздохнув, я отвернулась.
В душе не клокотало волнение, но я знала, что настроение матери во многом задаст тон моему плановому визиту. Например, если её не устроит недостаточная влажность воздуха на улице, я буду вынуждена все выходные терпеть громогласные речи о глобальном потеплении и о том, как «третьи лица» всех нас водят за нос. О каких третьих лицах каждый раз шла речь — большая тайна, известная только Розалинде Маклауд, и я надеюсь, мне она её никогда не раскроет.
Наконец, старый кэб въехал на узкую дорогу, усыпанную гравием, а это означало только одно — мы подъезжаем к поместью Роузфилд. Крошечная деревенька теперь угрюмо смотрела на меня из бокового зеркала, а впереди простиралось зеленеющее поле и ровный ряд тополей, служащих живым барьером между Дирлтоном и домом, в котором я выросла. Теперь роскошное георгианское поместье было как на ладони — спустя год разлуки я могла чётко видеть его, утопающим в бесконечной зелени сада, и все же каким-то отрешенным, гордым и одиноким, равнодушным к взглядам — завистливым и восхищенным. Здание было построено ещё в прошлом веке, оно пережило и кризис, и войну, и даже визит моего дядюшки Фрэда. Поместье Роузфилд являлось родовым гнездом лорда Гоидриха Бэлфора и его супруги, леди Мэрид Бэлфор — моих прадедушки и прабабушки, а роскошные приёмы, которые устраивались в этих стенах, и по сей день остаются у всех на слуху.
Я обожала Роузфилд столь же сильно, как и ненавидела. Эти толстые дымоходы, устремляющиеся высоко в серое небо, эти маленькие белые оконца, забранные решёткой, эту сдержанность в деталях, эту холодность и даже этот плющ, с которым матушка не разрешала расправляться садовнику, позволяя паразиту нагло поглощать стены из красного кирпича. Вопреки тому, что Розалинда сделала с нашим розовым садом, уродливые зеленые лапища сорняка она находила живописными. Я — безобразными. Но кто меня слушал? Я уронила взгляд на старый фонтан перед поместьем и мысленно улыбнулась. Вода. Меня всегда слушала вода. С самого детства я садилась на небольшой бордюрчик у фонтана и делилась с ним всем, что только приходило мне в голову. Вода журчала в ответ, возмущаясь, соглашаясь и споря… О, в Роузфилде воды всегда было в достатке, начиная фонтаном перед входом и несколькими небольшими прудами и заканчивая бескрайними могучими владениями Северного моря. Как жаль, что вид на него открывался лишь с маленького пыльного оконца на чердаке.
Помню, как папа, стремясь отбить мою охоту снова и снова забираться на чердак, пугал: «Наверху водятся приведения, милая, не советую тебе туда подниматься». «Но разве приведения водятся не во всем нашем доме, папочка?» — с озорной улыбкой вопрошала я. О, местные жители всегда слагали легенды о нашем поместье и, если быть честной, в детстве я и сама пускала слухи о призраках, что по ночам выходят поблуждать по тёмным холодным коридорам — виной тому служила моя страсть к любого рода сочинительству. А еще мне нравилось, как изумленно вытягивались лица мальчишек, с которыми мне не было позволено болтать, и как злилась мисс Синклер — домоправительница, которая иногда тайком брала меня с собой на рынок, пока Шарлотт, моя старшая сестра, заговаривала матери зубы, только бы скрыть этот постыдный акт побега.
В детстве я хотела казаться бесстрашной, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю — у меня и самой по спине пробегали мурашки от одного только взгляда на Роузфилд. Теперь я смотрю на него со скучающим равнодушием, пытаясь принять тот факт, что мне больше не удастся сбежать отсюда, прикрываясь учёбой.
Завидев авто, остановившееся у высоких кованых ворот, привратник суетливо выбежал из сторожки и принялся звенеть ключами. Я украдкой взглянула на пожилого мужчину, силясь вспомнить его имя, но кэб тронулся с места, и теперь я с улыбкой глядела на людей, выстроившихся у широких каменных ступеней, ведущих в дом. Мама, Лотти, мисс Синклер и Морна — они о чем-то переговаривались и выглядели одинаково взволнованно лишь за одним исключением. Время будто назло замедлилось: мы всё ехали и ехали по узкой ленте подъездной аллеи, минуя маленькие розовые кустарники и невысокие шаровидные клёны. И когда кэб наконец остановился прямо напротив дорогих моему сердцу женщин, я с огромным нетерпением стала ждать, когда Гилан выйдет и откроет мне
