У него все выглядело легко. Если Тони и донес до нее какую-то мысль, так только ту, что шулеры не похожи на других преступников. Они пользуются замысловатыми ухищрениями, камерами и потайными компьютерами, чтобы совершать свои преступления. Они умны. И чтобы поймать их, нужно быть еще умнее.
– Может, у тебя найдется что почитать? Чтобы мне не выставить себя идиоткой, отвечая по телефону.
– Да у меня целая библиотека.
– И ты обещаешь помочь мне разобраться в деталях?
– Обещаю.
Мейбл колебалась. Валентайн улыбнулся. Он и впрямь сделает так, что ей это дело придется по душе, подумала она. И еще раз поцеловала Тони в щеку.
– Звучит заманчиво, – ответила Мейбл.
Валентайн опускался в кресло в своей гостиной, когда зазвонил телефон. Он никогда не снимал трубку, предпочитая, чтобы звонящий оставил сообщение на голосовой почте. В этом Тони находил одно из величайших преимуществ работы на самого себя.
Звонок умолк. Он подождал с минуту, затем набрал номер голосовой почты. Сообщение оказалось от Дойла Фланагана, его бывшего напарника из Атлантик-Сити. Он набрал номер сотового Дойла и поймал друга на выходе из автокафе «Макдоналдс».
– Ты что, домой вообще не заходишь?
Дойл ушел на покой из полиции через полгода после Валентайна. Поняв, что на пенсию не проживешь, стал работать частным детективом.
– Хотел бы, да не получается. Ты успел взглянуть на пленку ночного наблюдения?
– Само собой.
– Э, да что ж такое, – возмутился Дойл.
– Что случилось?
– Эта сука меня обсчитала.
Валентайн слушал, как Дойл возвращается к окошку и спорит с кассиром из-за двадцати пяти центов, пока его гамбургер остывает. Пленка Дойла еще стояла в видеомагнитофоне Валентайна, он поднял пульт и нажал на воспроизведение.
Запись была сделана в «Бомбее», крупнейшем казино Атлантик-Сити. Его раздражало, что Комиссия по игорному бизнесу Нью-Джерси позволяет своим казино не хранить старые видеозаписи и делать новые поверх них. Из-за этого изображение получается нечетким, и глаза устают от напряжения.
На пленке из «Бомбея» он увидел шесть человек, сидящих за столом для блэкджека. Подозреваемому (Дойл в записке назвал его Европейцем) было под сорок, его волосы торчали во все стороны словно наэлектризованные. Европеец выигрывал по-крупному и явно нервничал, давая основания предположить, что играет он нечестно.
– Думаешь, он жульничает? – спросил Дойл.
– Ну уж ведет он себя точно, как будто у него рыльце в пушку, – ответил Валентайн.
– Потеет, да?
– Как шлюха в церкви.
Дойл уронил телефон. Подняв, он сказал:
– Я уже столько мобильников расколошматил, что Лидди в конце концов купила мне новый из нержавейки. Как думаешь, что этот тип делает?
– Есть парочка гипотез.
– Смерть как хочется прищучить гада, – заметил Дойл.
Напарник поддразнивал его. Валентайн посмотрел еще несколько конов. Дойл подпевал песне, которую передавали по радио. «Ниссовый мед» Вана Моррисона.[2]
– Все ясно, – заключил Валентайн.
– И что он делает? – заинтересовался Дойл.
– Я наблюдал, как он играет по своим ставкам. Если ставит много, то очень уверенно. Так – р-раз, и деньги у меня в кармане. Он знает, что выиграет эту сдачу.
– Откуда же?
– У него за столом сообщник, который метит старшие карты, – объяснял Валентайн. – Европеец на первом месте по ходу игры, стало быть, верхняя карта для каждого кона – его первая карта. Стоит ему увидеть меченую начальную карту сверху, он ставит много.
– Но он же не знает, какой будет его вторая карта, – возразил Дойл.
– Не знает, поэтому время от времени может проигрывать. Но по итогам вечера он все равно в плюсе.
– И кто же метит карты?
Валентайн обвел глазами остальных пятерых за столом. Метить карты в Нью-Джерси – уголовное преступление, наказуемое четырьмя с половиной годами тюрьмы. Его взгляд остановился на без конца курящей красотке, напомнившей ему Одри Хепберн в молодости.
– Дама на третьем месте, – определил Валентайн. – Напряжена слишком.
– Ты гений, – ответил Дойл.
– На сколько «Бомбей» уже попал с этими жуликами?
– На шесть миллионов.
– Да ладно, я серьезно.
Дойл откашлялся в трубку. Валентайн выпрямился в кресле. Казино обдирают ежедневно – Лас-Вегас каждый год теряет сто миллионов, – но эти деньги утекают по капле. Большие уловы случаются, но в основном через счетчиков карт.[3]Насколько ему было известно, ни одному мошеннику еще не удавалось украсть шесть миллионов из одного казино. Это слишком большие деньги.
– Ты абсолютно уверен? – переспросил Валентайн.
– Казино подтвердило. Ого, – сказал Дойл, заводя мотор.
– Что случилось?
– Похоже, у меня объявился компаньон.
– Кто?
– Европеец. Я срисовал его белый фургон вчера, когда он выходил из «Бомбея».
– Убирайся-ка ты оттуда.
Шины завизжали, когда Дойл резко сдал задним ходом.
– Черт, стекло на пассажирском месте опускается…
– Уноси ноги!
– Кто-то направил на меня что-то. Похоже на радиоприемник…
Валентайн открыл рот, потом услышал громкий «Бум!» – как будто тысяча дверей разом захлопнулась. Он заорал в телефон, но напарник не отвечал. Наконец он различил крики людей в «Макдоналдсе». Подождал, что кто-нибудь выйдет, поднимет телефон и объяснит, что же там произошло.
Потом мобильник Дойла затих.
Валентайн обзвонил всех знакомых полицейских Атлантик-Сити. Через десять минут выяснил, кто дежурит. Его попросили подождать. Тони начал молиться. В глубине души он уже знал, что произошло. Мог увидеть всю картину так же ясно, как руку перед своим носом. Но все же он дождался, когда полицейский вернулся к телефону и произнес в трубку: «Тони, сочувствую», – чтобы окончательно принять тот факт, что погиб его лучший друг, с которым он был неразлучен сорок лет.
Полицейский пытался утешить его. Валентайн выдавливал из себя слова, но ничего не получалось. Он ощутил резь в глазах. Потом комната вдруг стала очень маленькой.
Он положил телефон и заплакал.
