не смотрел. Потому что иначе бы непременно увидел на лестнице Тайку Вострецову, самую красивую девчонку их группы воздушников и их курса в целом. И кстати, оборотня, невероятно клёвый горностай с белой шкуркой, Макс на первом курсе однажды видел, сильно пропёрся.
Но сейчас Тайка сначала стояла, словно каменная, и слушала, как кто-то снизу говорит ей какие-то гадости. А потом вдруг начала валиться с лестницы.
3. Как не воздушница
Тая не ожидала, что Макс поможет ей и не даст упасть. А он не дал, посмотрел, убедился, что она стоит сама и не падает больше.
— Так, ты держись, что ли? Хоть за стенку, хоть за перила? Не падай, короче, нефиг падать. Сейчас тут поговорим, и посмотрим, что ещё можно сделать, — он подмигнул, отодвинул её за спину и встал на верхней ступеньке.
— Тебе чего надо? Иди отсюда, пока цел, — предупредили снизу, то ли Петров, то ли Захаров.
— А я что-то спросить-то и позабыл, — хмыкнул Макс. — Кто тут не в курсе, что бывает, если к девушкам грязно приставать?
— А кто приставал-то? Она сама хотела. Мы с ней всегда так играем, спроси сам, она подтвердит.
Тая похолодела. Никто не будет ни о чём спрашивать. Потому что, ну, когда рассказывают о таких ситуациях, дома ли, в какой компании — всегда девушка сама виновата. Напросилась, не так оделась, не туда смотрела, плохо себя вела. С теми, кто хорошо себя ведёт, ничего не случается. У бабушки всегда так. А родители просто считают, что нужно сказать один раз — и от тебя отстанут. А если не отстали — значит, ты неправильно сказала. Нужно сказать правильно. И брат Витя так же считает. И его друзья…
Петров и Захаров цеплялись ко всем, абсолютно ко всем. И на памяти Таи отпор им давали единицы.
Аюна, но она вообще диковатая, и маг очень сильный, она глянула и сказала — ещё раз увижу-услышу, забудете, как вас зовут, и даже ваши родители не помогут.
Вира, она злобно сощурилась и пообещала, что дома в ванной захлебнутся, и никто концов не найдёт.
Надин, она родителям пожаловалась, и те что-то там сделали.
А Аполка только нахмурилась, и вопросы отпали, у неё сплошь некроманты в родне, это она отчего-то водница.
И всё, остальные страдали и терпели. Тая тоже страдала и терпела, и надеялась, что случится чудо, и от неё отстанут. Но чуда не случалось.
В академии эти двое цепляли её только языком, руками не трогали. Больше всего она боялась, что подкараулят где-то по дороге домой или из дома на учёбу, и два последних месяца, с Нового года, ездила в академию и из академии на такси. Отец одобрял — целее будешь, говорил, и мама тоже. Но оставалась сама академия, и что делать тут — Тая не понимала. Закоулков в старых корпусах много, истории о том, как девчонки звали на помощь, а их никто не слышал, время от времени рассказывали.
Она… она даже не понимала, как дать отпор. Чем припугнуть, какие слова для того найти. Чьим именем пригрозить. Потому что отец не пойдёт разбираться, что там с ней случилось, и кто на самом деле виноват, он очень редко появляется в столице и ему не до того. Витя никогда не попадал ни в какие истории, его всегда ставили в пример всем детям друзей. Тая тоже хорошо училась и достойно себя вела, и её тоже ставили в пример. Если родители не смогут больше ставить её в пример, потому что она попала в историю, то очень огорчатся. Они тут же приедут домой, конечно же, и всё решат. Но им будет за неё стыдно. Мама не будет с ней разговаривать дня три, а то и неделю. Папа станет хмуриться и молчать за ужином. А Тая вроде и ничего не сделала, чтобы так случилось, но всё равно окажется виноватой.
И выхода не было.
И сейчас она совершенно стеклянными глазами смотрела на то, как Макс, просто Макс, Макс Плетнёв, с которым она за полтора года учёбы и десяти слов не сказала, с лёгкостью закручивает воздушные потоки и сметает обоих, и Захарова, и Петрова, вниз по лестнице. Они не могут удержаться на ногах и падают, и считают ступеньки своими… задницами, да, задницами, и тем, что там у них ещё есть. Они вопят о том, что никого и пальцем не трогали, а Макс ухмыляется и говорит, что тоже пальцем не тронул никого, ни одного из них. И вообще, они сами упали и на ногах не удержались. Наверное, много выпили, потому что трезвыми такое не говорят. Какое? А вот то, что он слышал, нормальные люди так с девушками не общаются. И нет, он не боится, потому что прав, а их давно нужно было с лестницы спустить.
Вопли затихли внизу, Тая выдохнула — неужели всё? И они сейчас не вернутся качать права и брать реванш?
— Спасибо, — прошептала она едва слышно, потому что губы почти не шевелились.
Макс смотрел на неё, хмурился, делал какие-то движения пальцами, сути которых она не понимала.
— Да не за что, это ж, ну, какими дебилами-то надо быть, чтобы вот так! А ты чего их ни в какую помойку до сих пор не замела, как не воздушница, честное слово!
Вот это «как не воздушница» оказалось последней каплей. Тая поняла, что никак не может достойно ответить, когда слёзы уже хлынули и ручьями текли по лицу.
4. Как утешить девушку
Макс офигел.
Нет, не так. Очень-очень офигел.
Потому что, ну, эти дебилы, они бессмертные, что ли? Наехать на дочь посла — ну да, Тайкин отец посол, точнее, был послом на Полуночных островах, сейчас там, вроде, кто-то другой, а он уехал представителем в Организацию Всемирного прогресса, что ли. Он приходил осенью к ним на спецкурс по работе с информацией и рассказывал, потому что международные отношения — вполне так специализация для магов-воздушников, просто нужно добрать до выпуска нужные спецкурсы.
Опять же, одно дело — наезжать на парней, те хоть ответить могут. А на девчонок на хрена, особенно вот на таких, кто любимая дочка могущественного папы, и вообще в жизни с такими делами не сталкивается? Она ж цветочек-подснежник, эта Тайка. Волосы светлые, глаза серые, сама бледненькая, тоненькая. Красивая.
Макс слышал, что оба этих парня-первокурсника, и Захаров, и Петров, то и дело докапываются до других
