– Возможно, мы обе почувствовали, что я больше не нуждаюсь в ее поддержке, – холодно ответила Дана. – К тому времени я твердо стояла на ногах. Кроме того, мне была нужна не милостыня, а признание меня ее внучкой.
– Не думаю, что кто‑то будет с этим спорить, – с фырканьем сказала тетушка и отправила в рот крошечное канапе.
Канапе и кекс с лимоном и пропитанный мадерой – это все, что стояло на столе. Дана снова мысленно перенеслась в прошлое. Когда они с Николой приезжали на каникулы, стол ломился от всевозможных закусок и выпечки – булочки, пышки, пропитанные кремом и сливками, шоколадный торт и клубничное варенье никогда не переводились в этом доме. Серафина руководила чаепитием, расспрашивая девочек о прошедшем семестре.
– А как твоя семья? С ними все хорошо?
Вопрос тети Мими вспугнул сладкие воспоминания.
– Да, все хорошо, спасибо.
Но пожилая женщина не унималась.
– А твоя мать? Все еще живет в Испании?
– Да, – ровно произнесла девушка. – Живет.
– И у тебя, полагаю, все хорошо. Слышала, ты пытаешься продать Николе и Эдди очень дорогую квартиру, – не без ехидства проговорила Мими.
– Я показала им очень красивую квартиру, – поправила ее Дана, взяла канапе с яйцом и попыталась растянуть его на целых два укуса. – В пределах той суммы, что она и ее жених озвучили, да и квартира им пришлась по вкусу.
– Как это странно, наверное, что именно ты показываешь им квартиру.
– Счастливая случайность, – кивнула Дана, умолчав про пару манипуляций, к которым ей пришлось прибегнуть, чтобы гарантировать, что именно она будет заниматься их квартирой. – Где Никола, кстати?
– Повезла Эдди и его родителей осматривать деревенскую церковь. – Мисс Латимер недовольно скривила губы. – Она решила, что хочет венчаться именно там. Довольно забавно, учитывая, что Лондон был бы более удобен для всех. Но ей удалось убедить Эдди и всех остальных, что лучше устроить тихую загородную свадьбу в кругу семьи и друзей, – добавила она многозначительно.
Дана пропустила ее намек мимо ушей.
– Только небо знает, что подумают Марчвуды, – капризно продолжала тетушка. – Я пыталась вразумить девочку, но почему‑то итальянский племянник Серафины принял ее сторону. – Мими недовольно фыркнула. – Конечно, он всегда портил Николу, поощряя ее действовать по‑своему. Я только удивлена, что он сам не женился на ней.
Дана почувствовала, что ее сердце замерло в груди, а горло будто сжали. Она сделала глоток чаю.
– Зак Белисандро едва ли вообще когда‑нибудь женится.
«Итак, я скоро его увижу», – подумала она.
Перед ее мысленным взором предстал мужчина с развевающимися на ветру светлыми волосами и с почти мальчишеской внешностью. Добрые синие глаза, и губы, всегда готовые растянуться в улыбке. Любая женщина хотела бы оказаться рядом с Адамом, и Дана это знала.
И она держалась за этот образ. Во многом для того, чтобы ее мысли не занимал другой образ – другого мужчины, чье лицо было смуглое и угрюмое, и глаза – темные и непроницаемые, как беззвездная зимняя ночь.
Девушка аккуратно поставила чашку с недопитым чаем на стол.
– Было приятно с вами поговорить, но я хотела бы прогуляться после долгой поездки.
Дана вышла через двери на террасу. В голове все время крутилось имя – Зак Белисандро.
Единственный наследник огромной международной империи Белисандро. В настоящее время он весьма успешно работал в Австралии и на Дальнем Востоке.
Именно он вынудил ее покинуть Мэннион на семь лет. Ее враг, который и сейчас поставил бы преграды, если бы смог.
«Не думай о нем, – сказала она себе. – Сконцентрируйся на Адаме. Он единственный, кто по‑настоящему важен для тебя».
Но разум не повиновался. Она все еще думала о Заке, он заслонял все вокруг, словно тень, набежавшая на солнце.
Несмотря на жару, Дана содрогнулась.
«Надо просто держаться от него подальше. Избегать встреч. По крайней мере, пока я не получу того, что хочу, чтобы он не смог помешать мне во второй раз. Пока я не стану женой Адама Латимера, и Мэннион не будет принадлежать мне. Как это и должно быть».
«Капитан Джек Латимер, – подумала она, – сын Серафины, солдат и мой отец. Если бы он не был убит в той засаде в Северной Ирландии, жизнь моей матери и моя были бы совсем другими. Они поженились бы, и Серафине пришлось бы смириться с этим».
Спустившись с террасы, она направилась через лужайку к аллее, обсаженной кустами. С тех пор как она поселилась в Мэннионе, это было ее любимое место, где можно было укрыться, особенно когда она скучала по матери и хотела поплакать. Тетя Джосс была очень добра, но всегда ужасно занята, чтобы уделять племяннице достаточно внимания. Тем более что присматривать за племянницей была навязанная ответственность – мать Даны часто попадала в больницу, а бродить вокруг без присмотра маленькой девочке тетя не позволила бы.
Да, она часто оставалась одна. Она ощущала себя не просто одинокой, а покинутой. Особенно остро она испытывала это чувство, когда, сидя под дверью комнаты, слушала, как надрывно и горько плачет ее мать.
Это тоскливое чувство было с ней все время, даже тогда, когда они с матерью возвращались в их убогую квартирку. После выписки из больницы ее хрупкой и раньше времени увядшей матери приходилось отбивать атаки службы опеки – обещать бойким женщинам, приходившим к ним по вечерам с проверками, что теперь‑то она соберется с силами, найдет работу и будет бороться, хотя бы ради Даны.
Девушка остановилась, сжав руки в кулаки. Будучи ребенком, она видела, что это невыполнимо. К тому времени все, о чем мать могла думать, – был Мэннион.
– Наш дом, – снова и снова шептала ей на ухо мать перед сном. – Наша крепость. Наше будущее. У нас все отняли, потому что я всего лишь сестра экономки. Я думала, твоя бабушка обрадуется, когда я пришла к ней. Будет рада увидеть ребенка Джека. Я думала, что мы могли бы оплакивать его вместе. Вместо этого, она прогнала нас обеих прочь. Мое сердце разбилось, когда не стало твоего отца, и Серафина добила его осколки. Мэннион был наследием твоего отца, дорогая, так что теперь он принадлежит нам. И однажды он будет наш. Скажи это. Скажи сейчас.
И, послушно закрыв затуманенные сном глаза, Дана шептала:
– Однажды он будет наш.
Но и это не помогало. И вскоре Дана снова слышала всхлипывания или видела, как мать смотрит в одну точку невидящим взглядом и никак не реагирует на происходящее.
Тогда Дана быстро убегала в Мэннион, к тете Джосс, чувствуя себя в большей безопасности, поскольку она воспринимала этот дом как свою собственность. Такие всходы дали семена, посаженные матерью…
Миссис Браунлоу, одна из тех дам, что навещали мать, теперь регулярно наведывалась в Мэннион, для консультаций с тетей Джосс.
