каким таким чудесным способом Анатолий Иванович мог собрать депутатов с просторов необъятной державы?
– Его дело было принять решение о немедленном созыве внеочередной сессии по требованию народных депутатов группы «Союз» и обнародовать его. А как собрать депутатов – это была бы забота уже не Председателя Верховного Совета СССР.
– ?
– За основу организационного решения проблемы сбора депутатов был принят уже обкатанный к тому времени механизм чрезвычайного сбора членов ЦК КПСС. Предполагалось собрать в Кремле максимально возможное число депутатов действующего состава Верховного Совета СССР, используя для этого любые виды транспорта. Они были бы экстренно доставлены в столицу из любых мест пребывания – хоть из глубинки страны, хоть из-за рубежа. Ради этого не посчитались бы с величиной затрат. При необходимости задействовали бы транспортные средства всех силовых структур: министерств обороны и внутренних дел и КГБ СССР. Практическая готовность к осуществлению такого сбора депутатов к августу 1991 года была очень высокой.
– Из ваших слов выходит, что вопрос об обеспечении кворума Верховного Совета СССР обсуждался и был предрешён?
– Именно так. Но требовалось решение Лукьянова. А он не захотел. Видно, тоже носом стал крутить в разные стороны на всякий случай, соломку для страховки стелить… Не зря в информационной записке КГБ СССР от 20 июня 1991 года, которая была составлена непосредственно по итогам закрытого заседания Верховного Совета СССР (его конкретные результаты явные и скрытые горбачёвцы, в том числе и Лукьянов, успешно «замотали», пустив депутатский пар в свисток), отмечалось следующее: «В окружении Буша также расценили действия Лукьянова во время его визита в Лондон как первую серьёзную попытку начать возможную работу по замене Горбачёва. Они считают, что Лукьянов во время переговоров в Лондоне пытался «показать себя Западу как возможный преемник Горбачёва».
В ходе беседы, чуть позже, В. А. Сидак так обобщил своё видение поведения тех, кому народ доверял руководство Советским государством:
«– Если бы руководители страны – как вошедшие, так и не вошедшие в состав ГКЧП, – действительно выполняли свои государственные и партийные обязанности не по кривому сценарию Горби, с потрохами сдавшего СССР во время своей конфиденциальной встречи с госсекретарём США Дж. Бейкером в конце июня 1991 года, а по своему прямому служебному долгу, по зову своей гражданской и партийной совести, а военные – в строгом соответствии с принятой на себя воинской присягой, результат был бы совсем другим».
Правда, после этой оценки беседа естественно перешла к «главным ролям и их исполнителям»:
«– Ну вот мы и подошли к главным действующим лицам ГКЧП.
– На начальном этапе перестройки все выдвиженцы того периода – Лукьянов и Рыжков, Янаев и Шенин, Крючков и Бакланов, Лигачёв и Болдин – были членами единой горбачёвской команды. В её состав на тех же основаниях входили Яковлев, Шеварднадзе, Ельцин, Медведев и другие. Это уже потом их пути разошлись, а до XIX партконференции принципиальных различий во взглядах между ними особо не наблюдалось.
– Крючков и Яковлев одинаково убеждённые соратники Горбачёва?
– Конечно. Да что там Крючков и Яковлев…
Что бы сегодня ни говорили сугубо позитивного о Ю. В. Андропове и столь же негативного о А. Н. Яковлеве, могу с уверенностью утверждать одно, о чём ведаю не понаслышке: инициатива возвращения Яковлева из «ссылки» в Канаду (в 1973–1983 годах он был послом СССР в Канаде. – В.Т.) принадлежала лично Андропову, а не кому-то иному из руководителей СССР. Даже если за него действительно «замолвил словечко» тогдашний секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв после своего визита в Канаду, всё равно окончательное решение было за Андроповым. И сия благая весть дошла до канадского «отшельника» не от кого-либо другого, а именно от В. А. Крючкова, его будущего злейшего врага. Работники разведки, которым я привык доверять «на все сто», в цвете описывали мне эту впечатляющую картину: Яковлев, несмотря на свою хромую ногу, в своём посольском кабинете в Оттаве пустился в пляс, получив радостное известие о предстоящем возвращении в Москву «по эстафете» с нарочным из Ясенева…
Другой эпизод. Достоверно знаю (всё это происходило на моих глазах), что А. Н. Яковлев был первым из состава Политбюро ЦК КПСС, кто поздравил В. А. Крючкова с назначением на пост председателя КГБ СССР. И телефонный разговор двух собеседников носил дружеский, я бы даже сказал, доверительный характер. Чёрная кошка пробежит между ними где-то поближе к концу 1989 года, и причины тому были не только идеологического свойства… Потому утверждение В. А. Крючкова, датированное 2003 годом: «Андропов прямо мне говорил: «Яковлев – антисоветчик», – представляется мне сомнительным…
Скажу больше: где-то до середины 1989 года Горбачёв советовался с Крючковым едва ли меньше, чем с Яковлевым. А объясняется это просто: Горбачёв, будучи выдвиженцем Андропова, опирался на другого его выдвиженца – Крючкова. И, скажем так, Владимир Александрович поначалу очень добросовестно работал на Горбачёва».
Обращение к содержанию этой беседы мне представляется очень важным во многих отношениях. Во-первых, оно характеризует высокую осведомлённость автора книги в вопросах, которые он берётся обсуждать. Во-вторых, завязывая узелок, он не способен уподобиться пресловутому Кузнечику из сказки Корнея Чуковского. Помните? «А Кузнечик, а Кузнечик, ну совсем как человечек: скок-скок, под мосток, и – молчок». Неспособен Сидак прятаться под мосток потому, что он – не человечек, а ЧЕЛОВЕК. В-третьих, та беседа наглядно показывает, как у Валентина Антоновича накапливались «узелки на память» – из жизни, из её придирчивого осмысления.
А само название это – «Узелки на память» – в действительности не так уж непритязательно. Не только в литературе, но и в жизни «узелки на память» завязываются, чтобы события не ушли в забвение, чтобы они всё время оставались в поле зрения. Читателей. Общества.
Тут вспоминается яркое, большое художественное полотно поэта-фронтовика Егора Исаева «Суд памяти». Получается, что узелки на память завязываются в двух случаях. Во-первых, чтобы стать свидетелями на суде памяти. Во-вторых, чтобы их содержимому оказаться на том суде подсудимым.
Нет, В. А. Сидак нигде не набрасывает на себя судейскую мантию. Он – «только» следователь. Правда, следователь, не столько коллекционирующий факты и фактики, сколько их исследующий. Нет, он не судья, но исследователь процессов, нуждающихся в судебном вердикте. Следовательно, содержимое узелков – это всегда материал для суда. Пусть не для Нюрнбергского трибунала, но всегда – для суда памяти. Памяти общественной. Народной.
Масштаб содержимого «узелков памяти», образующих эту книгу, конечно, не одинаков. Но в то же время автор совсем не роется в хронологической пыли бытописания Земли. Следовательно, материал каждого узелка имеет право называться историческим. Он предназначен для суда исторической памяти.
Возьмём наугад несколько «узелков» (я не рискую судить о каждом из них с одинаковой долей уверенности, что мои идеологические позиции полностью совпадут с
