сочли, что на этот вопрос я ответил недостаточно полно, и поставили мне 4. Потом была письменная математика, потом сочинение.
Я выбрал нелитературную вольную тему: "Расцвет Советской Белоруссии после Великой Отечественной войны". Видимо, тему раскрыл, поставили 5. На английском меня нагло и откровенно срезали - еще одна четверка, для меня неожиданная! Остался последний экзамен — устная математика. Результат письменной был мне неизвестен, хотя я был уверен, что сделал все без ошибок.
На экзамене по устной математике все пошло вроде бы также, как на физике. Мои подробные ответы на билет их не заинтересовали. Пошли дополнительные вопросы и маленькие задачи. Я их решал, сидя перед ними, записывая ход решения на листе бумаги. Четвертым дополнительным вопросом было маленькое тригонометрическое уравнение. Я быстро его решил. Получил ответ:
sin(x) = 2
Стал решать другим методом, через тангенсы половинного угла — тот же результат!
— Ну и какой же ответ? — спросил экзаменатор, глядя на мои потуги. Я написал на листе крупными буквами "АБСУРД" и сказал:
— Задача не имеет решения.
— Да, кажется я дал вам неудачную задачку. А в какой школе вы учились?
— В четвертой.
— И кто у вас преподавал математику?
— Зиновий Ильич Савиковский.
Они поставили мне 5 и сообщили, что по письменному экзамену у меня тоже 5. Итого, я набрал 23 балла из 25. Для школьников это была пограничная оценка — проходная, но некоторым предложили пойти на смежные специальности. Для производственников проходной балл был 17.
Ту осень вспоминать приятно: школа, наконец, окончена, экзамены сданы и впереди студенческая жизнь.
Белорусский политехнический институт
Итак, в 1958 году я стал студентом автотракторного факультета Белорусского политехнического института им И.В.Сталина.
На нашем курсе было четыре группы:
- 67-я "Автомобили и тракторы",
- 68-я "Тракторы и автомобили",
- 69-я и 70-я "Эксплуатация автомобильного транспорта".
Я попал в 67-ю. Из нас готовили конструкторов для автомобильных и тракторных заводов. В группе было 25 человек, все мужчины. Единственная девушка, Тамара, появилась у нас через год. Она перевелась с вечернего. Пятеро поступили сразу после школы. Правда, один, золотой медалист из города Сочи, красавец-блондин Коля Дешево́й был отчислен уже после первого семестра — не выдержал заданного нам темпа. Остальные двадцать отслужили три года в армии или отработали как минимум два года на производстве.
Мне было 17 лет, а средний возраст первокурсников был около 22. "Старик", Эдик Загоровский, был на 10 лет старше меня. Я познакомился с ним еще на вступительных экзаменах. Он был во флотской форме — многие пришли на экзамены в форме. На письменной математике он занял место позади меня (было два варианта) и сказал:
— Я буду у тебя списывать. Тебе это не повредит, мы в разных весовых категориях.
Я не возражал. После экзамена он пожал мне руку и сказал:
— Я там специально сделал пару ошибок, чтобы ничего не заподозрили — мне пятерка не нужна. — Он получил 4.
Вообще в группе собрались очень приличные люди. Минчан было пятеро. Большинство было родом из белорусских деревень и периферийных городков. Однако, были ребята и из-за пределов Белоруссии: двое — из Вильнюса, один из Иванова и один из Калининграда. Я был в группе единственным евреем, но этот вопрос не возникал никогда. Мне было с ними легко и просто.
Учиться производственникам было трудно — много пробелов, но они точно знали, чего хотели, и упорно шли вперед. А у меня были свои проблемы. Я не умел и не любил зубрить, формулу мне было легче вывести, чем выучить. А запоминать даты и огромные объемы материала по истории КПСС для меня была сущая каторга. Еще у меня очень плохая зрительная память. Но главной моей проблемой оказалось черчение. То есть у меня не было проблем понимания. Начертательную геометрию я сдал на 5, и проекционным черчением владел прекрасно. Но вот техника исполнения чертежей мне не давалась. Мои чертежи выглядели отвратительно, хотя времени на них у меня уходило вдвое больше, чем у других. Проблемы со зрением и руки кривые.
Обычно у нас было 6 часов занятий 6 дней в неделю. Три пары заканчивались в 13:05. Обедали мы в институтской столовой на Якуба Коласа. Не очень вкусно, но там никто не отравился. После обеда шли в читальный зал, чертежный зал или общежитие. Учиться дальше.
Учили нас хорошо. В старой студенческой песне поется: "От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год". У нас такой лафы не было. Нас грузили на младших курсах до предела: расчетные и графические задания по математике, начертательной геометрии, физике, черчению, теоретической механике, теории механизмов и машин (ТММ), сопромату, оформление лабораторных работ, конспектирование классиков марксизма-ленинизма, "тысячи" почти не оставляли свободного времени.
Было очень много расчетных работ. Основным вычислительным средством была логарифмическая линейка. Это гениальное изобретение с невероятными вычислительными возможностями. Линейка давала точность, достаточную для большинства инженерных расчетов. Однако расчеты геометрии зубчатых колес нужно вести как минимум с пятью значащими цифрами. Для этой цели использовался арифмометр, который все называли "Железный Феликс" (напомню — именно так Ильич называл Дзержинского), и 7-значные математические таблицы Эрли Бакингема ("Эй, дай мне таблицы герцога!"). Все это теперь продают в интернете как антиквариат, причем очень дорого.
Большинство наших студентов жили в общежитии. Я проводил там довольно много времени — мы вместе готовились или оформляли лабораторные работы.
Перемены коснулись и порядка предоставления стипендий. Если до моего поступления стипендия давалась всем, кто сдал сессию на 4 и 5, то теперь ее получали вне зависимости от успеваемости те, у кого было тяжелое материальное положение в семье. Мои родители работали оба и получали скромную зарплату, у
