слышишь и почти не видишь — но чувство полета ни с чем не спутаешь, как и приземления — словно тебя как мешок с песком бросают…
— Твою мать! Гребаный туман…
Теперь та же ругань прозвучала совсем с другой интонацией — наступило полное непонимание, близкое к охренению, стоило ему посмотреть вокруг. И есть отчего впасть в столбняк, замотать головой, как делают уставшие, вернее загнанные лошади.
Князев прекрасно помнил, что ехал по проселку, что шел посередине большого луга, растянувшегося вдоль речки Чернухи — плевком можно на ее другой берег дотянутся. А теперь его окружали со всех сторон кусты, но это полбеды — вокруг стоял лес, причем густой, и его мотоцикл был зажат между двумя березками с кудрявыми свернутыми листочками на ветках.
— Гребаный туман?! Твою мать… и еще раз…
Словно «заезженная» проигрывателем пластинка Князев повторял одни и те же слова, но в совершенно разной интерпретации, экспрессивно выражая свое отношение, как к случившемуся, так и к происходящему. Он не верил собственным глазам, да и как им доверять, если окружавшая его обстановка не соответствовала случившемуся.
— Откуда лес?! Где дорога, твою мать!
Вопросы были уместные, вот только ответа на них не имелось. Можно было подумать, что некие шутники, пользуясь тем, что он лежал без сознания, отволокли его мотоцикл в чащобу, потом перенесли его бренную тушку и положили рядом. Нет, дебилов хватает, их пруд-пруди, если присмотреться, но нужно быть законченным идиотом, чтобы такие розыгрыши над другими устраивать, воспользовавшись первым удобным случаем.
— Может быть, это только сон?! Я сплю, а эта вся хрень только мираж, бред воспаленного сознания, не больше…
Мысль показалась ему здравой, но коснувшись пальцами лба, он ощутил припухлость, набухала «шишка» — последствие «стыковки». И сдавил ее, нажав со всей дури. Ощущение то еще — будто кипятком по оголенным нервам плеснули, а боль такая, что писать хочется. И маты полезли из глубины души, выражая ее отношение к совершенной глупости.
— Какой на хрен сон — больно! Сразу бы проснулся!
Поднявшись на ноги, Иван окончательно убедился, что не спит, и все окружающее его есть самая доподлинная реальность, существующая помимо его взбудораженных мыслей. Князев машинально сорвал с ветки березовый листок, еще свернутый, потер пальцами, и тут до него, как говорится, «дошло». Листики на деревьях и кустах сами говорили за себя — сейчас весна, идет вторая половина апреля, сезон сбора березового сока закончился. И трава под ногами проклюнулась недавно, сочная, весенняя.
— Был сентябрь, а тут середина весны, — пробормотал Иван и покачал головой. Затем всей пятерней по исконной русской привычке, поскреб по затылку, ощущая тот же короткий «ежик» жестких волос, отнюдь не выросших, точно таких, как и прежде. Затравленно осмотрелся еще раз, посмотрел на кусты — задний раздавлен и смят мотоциклом — было видно, что «Урал» по нему прошелся и уткнулся в березы. Но дальние кустарники вообще не затронуты, возникло ощущение, что мотоцикл с ним будто с неба опустился и проехал с десяток шагов.
— Ничего не понимаю, как такое могло случиться?!
Машинально осмотрел мотоцикл — тот практически не пострадал на первый взгляд, вот только вытащить его из чащобы дело затруднительное, и один он вряд ли справится. К тому же совершенно непонятно где он находится, и в какую аномалию угодил.
— Попал, так попал, в самую задницу.
Голос был уже спокойным — Иван взял себя в руки, мандраж прошел, хотя стресс оказался нешуточным для нервов. Но пребывание на войне учит человека многому поневоле, там «двоечники» и слабонервные просто не выживают. Они погибают первыми, давая возможность другим учиться на их смерти. Естественный отбор во всей красе!
Рука потянулась к карману камуфляжа — и тут он усмехнулся, нащупав не привычную пачку сигарет, а только коробок спичек, да телефон. На войне многие курят, а он бросил. Может все дело в табаке — местные сигареты были трава-травой, курить невозможно. И по вкусу напоминали запах усопшего, мертвечины, короче. Так что вредная привычка напрочь пропала, и обошлось без «ломки» и мучений, которые испытывают курящие, отказавшиеся от любимого зелья. И хорошо — «дыхалка» стала нормальной, а благодаря ей он может и выжил — из-под обстрела надо уходить быстро, как и передвигаться через открытые участки. Бегать короче, что твой заяц, ноги для этого диверсанту и нужны, чтобы вовремя удрать оттуда, где тебя убить могут.
— Батарее конец, — Иван с горечью посмотрел на черный экран смартфона, понимая, что остался без связи. Да и зарядника с собой не имелось — кто же знал, что такая хрень приключиться может. Пять верст до брата и обратно, съездил на часок, и попал по самое «не хочу». От горестных мыслей его отвлек хруст веток за спиной — стремительно повернулся и остолбенел.
— Пипец…
Короткое слово сорвалось с его губ, как болт с арбалетного ложа — на коже выступил пот, холодный, предсмертный. А интуиция завопила внутри корабельной сиреной, душа мгновенно ушла в пятки, и там затаилась бездыханно. И было отчего — в десяти шагах на задних лапах стоял медведь, смотря на него плотоядно-мутным взглядом…
Глава 2
«Не успею, нет шансов!»
Мысль пронеслась мгновенно, но тело сработало на рефлексах — так часто бывает, Князев отступил на шажок, и осознал, что сделал ошибку. Перед ним не человек, медведь. Причем давно вышедший из спячки, отощавший, со свалявшейся шерстью, оголодавший — взгляд о многом говорит. Как и о том, что с человеком сталкивался раньше, и прикидывает сейчас косолапый — стоит ли сожрать двуногого, или погодить.
«Надо было ружье вынимать, а не рефлексии предаваться. Болван! Сейчас уже не успею. Лопатой не отобьюсь, ножа нет. В багажнике топор, но запаска сверху, не успею достать. Взгляд держи, страха не показывай, а то бросится. „Мишка“, шел бы ты отсюда!»
Три шажка Иван сделал почти незаметно, но отступил, прекрасно понимая, что ситуация осталась прежняя, для него крайне опасная. Медведь внимательно смотрел на него, но пока не нападал, просто замер на месте. Будто прикидывал «таежный прокурор» стоит ли это делать вообще, может лучше уйти в лес и не связываться с человеком.
— Сучьи потроха!
Тело сделало все, причем независимо от сознания, а матерный вопль вырвался сам по себе, обеспечив выброс в кровь ядреной дозы адреналина. Мотоцикл завелся с первого раза, стоило только дернуть ногой. Двигатель моментально заработал, будто сам по себе ожидал этого момента, искренне желая помочь человеку. Левой рукой Иван даванул газ до упора, от души —
