своего блокнота на меня, брови насуплены.
— Если мне придется это объяснять, то будет несмешно, — говорю я.
Мужчина качает головой и возвращается к своему блокноту.
— Обещайте, что кто-нибудь принесет ее в отель, если она найдется? — Если у меня не будет моей сумки, вся эта поездка станет бессмысленной. О, боже, паника пробирается в мою грудь. Я потираю грудину. Может ли человек умереть от волнения? — А если не найдется, вы знаете, за кем идти. — Я подношу пальцы к глазам, затем поворачиваю их, чтобы указать на стюарда.
Симпатичный мужчина топает ногой в мокасине.
— Я ее не крал.
— Она найдется, — говорит Куинн, небрежно оттаскивая меня от двух мужчин. — А теперь нам нужно забрать наши чемоданы, пока мы и их не потеряли.
Стюард похоже с неохотой отпускает меня, как будто то, что он не смог добиться своего, — еще большая боль, чем мои метания.
Большеглаз засовывает блокнот в карман рубашки.
— Алоха. И добро пожаловать на Гавайи.
— О, теперь я получаю приветствие, — бормочу я и поправляю свою кепку-бейсболку, которую всегда ношу на удачу. Надеваю ее задом наперед, чтобы мои естественные кудри, которые сейчас в такой влажности выглядят уродливо, не лезли мне в лицо. Как те игрушечные животные, которые растут, когда их замачиваешь в воде, добавляешь немного влаги, и мои волосы распушаются.
— Тебе серьезно нужно остыть, — говорит Куинн с леденцом за щекой. — Мы на Гавайях! Теперь, когда мы здесь, ничего не может пойти не так.
Вместо того чтобы напомнить ей, что все очень даже может и уже пошло, я переключаю свои мысли на теплый липкий воздух, который прилипает к моей коже, как утяжеленное одеяло. И даже сквозь запах авиационного топлива и автомобильных выхлопов в воздухе чувствуется солоновато-сладкое нечто, совершенно чуждое моему обонянию.
Не могу поверить, что я наконец-то здесь.
Моя одержимость Гавайями началась, когда мне было двенадцать лет, и я наткнулась на журнал National Geographic 1983 года. Даг и Линдси Портер владели магазином подержанных книг рядом с прачечной моей семьи, и они позволяли мне оставаться там по вечерам, когда мои бабушка и дедушка работали допоздна. Статья была о Камеамеи — короле-воине Гавайских островов.
Воспитанная бабушкой и дедушкой, у которых никогда не было времени или денег на отпуск, я училась путешествовать по миру с помощью фотографий. Переворачивая страницу, я переносилась из Серенгети в джунгли Амазонки, со скалистых берегов Галапагосских островов к водным каналам Венеции. Я мечтала путешествовать по миру и делать такие фотографии, которые вдохновляли бы других так же, как меня вдохновляли фотографии в книжном магазине.
Я поклялась, что когда мне исполнится восемнадцать, я выберусь из Южной Дакоты и поеду во все эти места, чтобы увидеть их воочию.
Тогда я еще не знала, что жизнь распорядиться иначе.
Именно поэтому мой первый полет на самолете состоялся в зрелом двадцатичетырехлетнем возрасте.
Но я сделала это. Наконец-то я здесь.
Без самого важного компонента путешествия.
— А что, если моя сумка так и не найдется? Это же должен быть мой «Монолит»2! — Мой голос повышается по мере того, как беспокойство снова закрадывается в душу.
Выражение лица Куинн становится растерянным.
— Лицо Полукупола, — объясняю я.
Она качает головой.
— Энсел Адамс! — Держу пари, он никому не позволял брать свое оборудование для съемки. Никогда не доверял свою любимую «Корону» в руки стюарда с лицом ангела.
Куинн хрустит конфетой.
— Парень из «Малыш на драйве»?
— Забудь об этом. — Я должна была догадаться, что она не поймет. Куинн — менеджер в магазине «Хот топик»3, поэтому ее знания касаются поп-культуры, металл-групп, манги и темных искусств. — В этой сумке оборудование на восемь тысяч долларов.
Она съеживается.
— Да, я понимаю. Но такие вещи случаются постоянно. Сумки всегда находятся, в конце концов.
— Мне от этого не легче.
— Успокойся, сейчас же. — Она обнимает меня за плечи, и мне хочется пихнуть ее локтем под ребра. — Она найдется.
Я уворачиваюсь от ее руки.
— А если нет?
— Найдется, — подруга растягивает это слово. — Я когда-нибудь ошибалась?
Я резко останавливаюсь.
— Когда сказала мне, что обезболивающие и алкоголь лучше всего действуют вместе.
Она останавливается и поворачивается ко мне лицом, закатывая глаза.
— Я не врач.
— Когда сказала, что ты из королевской семьи.
Она сжимает челюсть.
— Моя двоюродная бабушка работала на королеву Англии!
— Не то же самое.
— Я была под кайфом. Это не считается.
— Ладно, когда поклялась, что твои сны предсказывают будущее, и несколько недель предупреждала меня избегать всего оранжевого.
Подруга хмурится на меня.
— Почему ты ворошишь старое дерьмо?
— Ты сказала…
— Ш-ш-ш! — Она поднимает руку. — Это не имеет значения. Знаешь, почему?
— Потому что ты очень не любишь признавать свою неправоту?
Она хлопает по моей руке тыльной стороной ладони.
— Нет, дурочка. Потому что мы на Гавайях! — Она разворачивается и топает прочь. — Пошли.
Мы наконец-то добираемся до пункта выдачи багажа, и я чуть не падаю на колени от благодарности, когда вижу наши сумки, кружащиеся на конвейерной ленте.
Моя унылая, выцветшая, армейско-зеленого цвета сумка выделяется на фоне трех ярко-розовых чудовищ Куинн, и этот контраст прекрасно иллюстрирует разницу между нами. Ее ярко-розовые волосы против моих тусклых каштановых, ее яркие татуировки, покрывающие обе руки и половину спины, против моей бледно-оливковой кожи. Ее одежда подчеркивает фигуру, в то время как мешковатые штаны и безразмерная футболка ничуть мне не льстят.
Беру свой багаж с конвейерной ленты и помогаю Куинн взять ее. Возможно, мне следовало бы упаковать вещи более тщательно для нашего трехнедельного пребывания, но я больше беспокоилась о том, чтобы не забыть какое-нибудь оборудование, чем о том, чтобы упаковать достаточно одежды. Вселенная сыграла со мной злую шутку.
— Сколько нам еще идти, чтобы поймать такси? — Куинн надула щеки, раскрасневшись от усталости после того, как протащила свои сумки несколько ярдов.
Перекинув
