Глянь в зеркало. Ты тоже на старика не похож, — ворчливо ответил зампрокурора. — Он мужик с головой. По-китайски жучит лучше, чем по-русски... Я приметил, как ты на него поначалу окрысился. Страшный ты человек, Турецкий. Не все полковники и генералы воруют. Некоторые и зарабатывают. Слишком подозрителен ты стал, Турецкий.
Як нему, как к человеку, а он... «делишки-и...». От одного такого «делишка» мне до сих пор икается.
Шагай, Саша, — закончил разговор Меркулов.
Саргачев стоял в холле, снова курил, крутя в руке зажигалку.
Может, и вправду махнем в «Пескарь», Валера? — подойдя, сказал Турецкий. — По рыбке я бы с большим удовольствием ударил.
Пойдем на Патриаршие пруды. Здесь недалеко.
Вспомнил! Ты же там родился!
Я был рожден не в прудах. В доме возле прудов, — усмехнулся Саргачев.
В доме, где жила Марина Цветаева.
Точно.
Они вышли на улицу. Возле прокуратуры стояло много машин. Валерий, как почти все автолюбители, бросил безотчетный, но пристальный взгляд на коричневый «форд», и это обстоятельство не ускользнуло от внимания Александра.
Твой?
Мой.
Богато живешь.
Три с половиной «зелеными». Газета «Из рук в руки». Восемьдесят девятый год. Пробег за девяносто. А где твоя?
Вон стоит.
«Жигуленок». В свое время у тебя, по-моему, была пятая модель?
Сгорела. Что смотришь? Взорвали. Метили в меня, но не попали.
А эту «шестерку» новой взял?
Почти новая была. Да она и теперь нестарая. Года полтора.
Порядка семи «зеленых». И кто же из нас богаче?
Турецкий неопределенно пожал плечами. Он не стал объяснять, что не покупал эту машину: она своеобразный подарок от бывшей клиентки, отвалившей за границу.
Дочка растет? — переменил разговор Саргачев.
В школу в этом году пойдет.
Бракодел.
А у тебя, конечно, сыновья?
Нет у меня ни сыновей, ни дочерей. Один живу. В той самой квартире, отцовской, на Кутузовском, — ответил Саргачев и, как бы предупреждая дальнейшие вопросы, добавил: — Родителей похоронил.
Был конец апреля, уже зазеленели кустарники, да и на старых деревьях кое-где появились листочки. Погода выдалась солнечная, теплая, и многие москвичи и москвички сбросили плащи и пальто.
Турецкий и Саргачев, перейдя Тверскую по подземному переходу, нырнули в арку массивного, сталинской постройки, дома и, миновав несколько узких проулков, вышли к Патриаршим прудам. На водной глади пруда, будто изваянные из белоснежного мрамора, застыли два лебедя.
Красота, — сказал Валерий.
Нет слов.
Посиди, — кивнул на скамью Валерий. — Я мигом.
Он быстро зашагал к торговой палатке, стоящей неподалеку, а Турецкий сел на скамью и стал смотреть на застывших птиц. Он давно, пожалуй, со времен работы в Свердловском районе, не бывал здесь, и теперь ему было странно думать о том, что рядом, в нескольких сотнях метров, несутся по Тверской машины, пахнет бензином, асфальтом, царят суета и гам, а здесь тишина, покой, смотрят в воду старинные особняки, белые лебеди... Смотри ты! Очнулись! Поплыли, родимые... Как плывут, как гордо и величественно плывут! Но почему он так долго не был здесь? Стоп. В доме Цветаевой проживала Валеркина бабушка, и звали ее Евдокией Егоровной, бабой Дуней. Бывало, и частенько бывало, заходили к бабе Дуне он, Турецкий, и внучок Валерочка. И не одни, с дамами. Бабуля выпивала с молодыми людьми, как она выражалась, с наперсточек и уходила из своей огромной комнаты к соседке, а они... Что вспоминать! Дело молодое. Помнится, в одну из подобных ночей выгнал Валера свою очередную даму, сухо плакал, скрежетал зубами, звонил какой-то Ларисе, о чем-то умолял, в чем-то каялся, унижался. Потом он долго лежал, смотрел в потолок, внезапно вскочил и ушел в ночь. На следующий день Турецкий спросил у Валерия, кто такая Лариса, а тот промолчал сперва, а потом сказал, что для мужика самое страшное — унижение. После этого откровения визиты их к бабе Дуне прекратились. Быть может, потому и перестал приходить Турецкий на Патриаршие...
Вернулся Саргачев с пластмассовым подносом в руках, на котором стояли бутылка коньяка с надетыми на горлышко стаканчиками и бумажные цветные тарелочки с бутербродами.
За встречу! — наполнив стаканчики, сказал Саргачев.
Будь здоров.
Итак, начнем, — прожевав бутерброд, заговорил Валерий. — Ты назначен шефом, а значит, в мои обязанности входит, в меру знаний, обрисовать картину положения в Гонконге. Тебе, надеюсь, известно, что я являюсь ведущим специалистом по гонконгским мафиозным структурам?
Нет. Я лишь сегодня узнал о твоем знании китайского.
Я, между прочим, знал его с детства. Отец несколько лет работал в китайском консульстве... Бывал в Гонконге?
Пока не приходилось.
Думаю, придется. Так что рассказывать о красотах города, об ароматах китайской кухни, а также красных фонарях массажных салонов я не буду, а сразу беру быка за рога. Российские мафиози проторили дорожку в Гонконг и завязали дружбу с главарями местных тайных обществ, крестными отцами. В Гонконге их называют триадами. Подобный союз может породить на свет неуловимого и всемогущего монстра. Спецслужбы Гонконга уже давно обратили внимание на частые вояжи русских, не раз предупреждали московских коллег, однако придраться было не к чему. До момента, пока не была перехвачена небольшая партия героина, следовавшая с Востока. — Саргачев щелкнул зажигалкой, прикурил сигарету, глубоко затянулся. — Тебе, конечно, известно, что, как правило, героин попадал в Россию через Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Это пакистано-аф- ганский героин. Задержанная партия, как выяснили наши специалисты, выше качеством, произведена то ли в Камбодже, то ли в Лаосе, и уж точно не в Пакистане. Значит, открывается или уже открыт новый путь транспортировки. Возможно и другое: воронежские тайные склады уже наполнены качественным дальнеазиатским героином, и российские наркодельцы лишь ждут удобного случая, чтобы выбросить его на рынки.
Это война кланов. Не будет же сидеть сложа руки тот же Тофик Алиев, торгующий анашой и прочими травками, глядя, как уплывают денежки!
Война уже идет.
Я имею в виду большую кровь.
И она не за горами.
Интересную картинку ты нарисовал, — проговорил Турецкий. — Или еще не вечер? Есть события и покруче?
Возвращаюсь к триадам. Я несколько неверно истолковал значение этого слова, назвав триадами лишь крестных отцов. Понятие более обширно и включает в себя тайные общества, живущие по своим суровым законам. Достаточно сказать, что они уже несколько столетий контролируют значительную часть финансового мира Гонконга. Хотя и первоначальный смысл также справедлив. Система хорошо законспирирована, все триады обеспечены документами, подтверждающими их легальный бизнес. А теперь — насчет покруче... В Гонконге проживает весьма респектабельный господин — некий Джек Кан. Его мать русская, внучка одного из сподвижников Колчака, отец — китаец. Кан занимается торговлей оружием новейшего образца, и даже атомным. По последним сведениям, достиг в этом деле заметных успехов. Теперь сопоставь следующее. Банковские и торговые законы Гонконга отличаются большой гибкостью. Аферисты всего мира используют это обстоятельство с большим личным наваром. И наши нувориши очухались. Отмыт уже не один миллиард долларов. Скажу больше.Триады сейчас активно отмывают наличную валюту, поступающую по каналам российской мафии. Обе стороны торопятся. Первое июля девяносто седьмого года не за горами. Территория и Тайвань переходят к Китаю. А там, как говорится, не попляшешь. В спешке, глядишь, тот же Джек Кан возьмет и продаст аккуратную установочку с атомным зарядом какому-нибудь Ване Иванову. А?
