налоги, обязались отправлять войска во время общих походов против мелких разбойных племён и признавали власть Повелителя над собой. Формально. Да даже их клятва на верность звучала, как признаем власть сильнейших и не вредим жизни и здоровью.
На самом деле, почти в каждом бунте, нападении на границы и прочих проблемах торчали плавники Восточных земель. Вот только доказать это было невозможно. И наместники Восточных провинций чуть ли не в лицо усмехались Повелителям морей.
Именно поэтому отец Юфея объявил о том, что Райнис будет в гареме его сына и наследника, едва та родилась. С одной стороны честь, с другой ценная заложница. Основной ударной силой войск Восточных провинций были Безмолвные или Тени, по названию пещер, в одной из областей бывшего Восточного царства. Русалы, которые проходили какой-то никому неизвестный обряд, в результате которого получали силы и умения лучших воинов. Они не знали страха и усталости, их невозможно было подкупить. Потому что они лишались чувств, сомнений и как будто разума, и иного смысла в жизни, кроме служения своему господину или госпоже.
Приказ, каким бы он не был, и чего бы ни стоило его выполнение, вот и всё, чем они жили. Если приказа им не отдавали, то они стояли истуканами, словно каменные или глиняные статуи, лишенные любых признаков жизни. Подчинялись они только тем потомкам Ле-Гуннов, в которых сочетались сильная родовая кровь, искра силы и наследственная память о той ветви рода, что пошла от прежних властителей пещер Теней.
Когда проснулись вулканы на юге, погиб не только Повелитель, погибли и трое из семи сыновей Ле-Гунна. Провинции же рядом, а свои земли Ле-Гунны готовы были защищать любой ценой и от любого врага. И так вышло, что единственным потомком властителей пещер с искрой сил в крови оказалась Райнис. Её отец пытался её вернуть, но Юфей отказался принимать выкуп. Хотя иногда и жалел об этом.
Потому что не было в подводном мире никого, кого бы он ненавидел так же люто, как Райнис Ле-Гунн.
Глава 2
Подводный мир.
Саар-Нали-Юфей.
Столица подводного мира продолжала жить своей жизнью. Кто-то куда-то спешил, кто-то не спеша прогуливался. Стражи на стенах несли свою вахту, слуги деловито спешили по сотням различных поручений, наши аристократы делили должности при дворе, интриговали… Из сада доносился смех наложниц и звуки музыки.
Никому и дела не было до того, что я потерял ещё одного сына. Сначала старший, а спустя совсем немного времени и младший, улыбчивый и озорной Чен. Мои дети, частички моей души, моя плоть, моя кровь. Единые со мной в мыслях, отцовская гордость. А меня лишили даже возможности их оплакать. Сердце в груди то сжималось от боли непредставимой потери, то начинало яростно биться, требуя найти и покарать виновных. Залить душевную боль их кровью и муками.
Матери обоих моих сыновей погибли в момент родов. Организм наших женщин был так устроен, что после ночи оплодотворения, внутри их тел начинали созревать сотни нерестовых икринок. Они росли, увеличивались, набирались сил, вытягивая их из матери, истончая её тело, заполоняя собой всё её тело.
На время вынашивания русалки теряли способность к обороту и находились в человеческом облике. Только явная опасность для жизни, позволяла будущей матери обернуться. Но процесс перестройки тела буквально перемалывал нерождённых мальков. Поэтому, защищая потомство, наша природа и лишала русалок возможности менять форму тела и облик.
В момент родов огромный ястык прорывается через живот русалки, неся гибель матери. К счастью, подобная участь ожидала только тех, кто вынашивал детей от Повелителей. От обычных мириидов у их выбранных появлялось не больше двух-трёх икринок. Но и дети не имели той ценности, что дети для правителя. Мало кто из русалок растил своих детей сам. Мальчиков ждали армейские подразделения, девочек учили прислуживать и вести хозяйство. Знать поручала своё потомство слугам.
И только Повелители принимали своих детей в момент смерти их матери. Я видел муки тех несчастных, на которых пал выбор. И видел их смерть. И залитое кровью ложе, и совершенно обескровленное тело. Я оба раза сам относил ястыки в материнские пещеры и кормил икринки до полного созревания своей силой и кровью. Сам отделял омертвевшие от ещё живых, наблюдал, как из небольшой мутной капельки внутри икринки появляются мои дети. Когда из всего ястыка оставалась всего одна икринка, достигающая в размерах примерно обхват взрослого русала, а мои дети были готовы появиться на свет, я сам прорывал плёнку, позволяя детям сделать первый вдох.
А теперь, когда я ещё даже не пережил и не принял страшную весть, я должен снова выбирать ту несчастную, которая погибнет по моей вине. Ради того, чтобы подарить мне наследника или наследницу. Хотя девочки у моего народа рождались гораздо реже, чем мальчики. А в правящей семье последняя рождённая дочь была, кажется, больше тысячи лет назад. Но детей правителя ждала и ещё одна опасность. Инициация. Три ступени обретения силы. Первая, прорыв мембраны, закрывающей внутри источник силы Повелителя морей. Вторая, зов глубин, пробуждение способности чувствовать воды. И третья, почти мифическая, обретение наири.
Повелительница сердца, цветок души, драгоценный рубин жизни. Как только не называли истинную пару Повелителя, чья любовь, подаренная своему мужу, позволяла мгновенно увеличить силу.
Но настоящее её имя было "разделившая душу". Потому что именно две души, Повелителя и его наири, сплетались так тесно, чувствовали так тонко любое, малейшее колебание, становились буквально отражением друг друга. Двумя половинками единого. Это и был единственный критерий выбора.
А не внешняя красота, происхождение или что-то там ещё. Этими знаниями владели только Повелители, остальные считали, что наири, это что-то вроде титула жены Повелителя, наделённой особым даром. Возможностью однажды родить ребёнка и остаться в живых. Я бы не верил в существование наири, если бы моя мать не была бы наири моего отца.
Её корона, которую преподнёс ей мой отец, изготовленная из рубинов и аметистов, многим не давала покоя. Особенно Райнис Ле-Гунн. Эта могла часами стоять перед постаментом, на котором лежала эта корона, и рассматривать каждый камень.
Как говорила моя мать, её жизнь закончилась в тот день, когда погиб отец. И существовала она только потому, что я, живая память об отце, ещё нуждался в ней. И я готов был подтвердить любой клятвой, что мне действительно необходимо её тепло и поддержка. И не только для того, чтобы удержать маму в этом мире. Красоты матери я не унаследовал. Как и мой старший сын, я был копией своего
