он услышал за спиной — крик главаря в пыльном полумраке.
— Хорош, братва!!! Не стреляйте! Другу друга уложите! Никуда он не денется.
Часть первая
Уезжай, уезжай, уезжай,
так немного себе остается,
в теплой чашке смертей помешай
эту горечь и голод, и солнце.
Иосиф Бродский
Глава 1
Сознание возвращалось медленно, исподволь. Сначала появились тактильные ощущения — кожа почувствовала прикосновение простыни, легкий сквозняк шевелил волосы на голове. Затем возник звук — монотонный шелест, который необоримо тянул сознание обратно, в омут сна. Но именно этот назойливый шум заставлял непроснувшийся мозг отождествлять раздражение. Это было трудно — попытки вырваться из сладкого плена приводили только к еще большему погружению в его глубину.
Затем в набор вялых чувств резко вошел запах. Словно нож, он сразу и бесповоротно отсек сон от бодрствования. Пахло оладьями. Чудесными, ароматными и только такими, какие делает мама… Мама, мамочка.
Матвей потянулся и открыл глаза. Реальность сразу же расставила все по своим местам. Монотонный звук, так раздражавший сонный разум, оказался шумом капель, бьющего в окно дождя — в открытую форточку порывами задувало прохладным, влажным воздухом. Из-за закрытой двери доносились негромкие звуки и тихий женский напев. Матвей поежился, еще плотнее закутался в тонкое одеяло и, окончательно проснувшись, огляделся.
Господи, какое все вокруг привычное и родное! В полумраке рассвета он рассмотрел старый ковер, висящий на стене. В детстве это была огромная карта таинственного и обширного мира, неведомая никому кроме него. Маленький Матвей видел там загадочные острова, широкие проливы и скрытые дороги. Тысячи историй, интересных и захватывающих рождались в его голове, пока он вот так же лежал в утреннем томлении, ожидая когда мама, а чаще это все же был папа, позовут его завтракать. Открывалась дверь и в проеме возникала широкая фигура отца, в неизменном своем синем трико и майке — обычная его домашняя одежда. Пока Матвей был совсем маленьким, отец подходил к кровати, садился на край и начинал щекотать его. Матвей как мог уворачивался, сердился, но все заканчивалось его счастливым смехом и капитуляцией на руках отца. Когда он подрос, отец оставался в дверях и нарочито строго приказывал:
— Боец Подгорный! Пять волшебных дел зовут тебя!
Это была их игра — «Пять Волшебных Утренних Дел Настоящего Мальчика». Встать, сходить в туалет, умыться, позавтракать и почистить зубы. Потом было много других дел: зарядка, сборы в садик, потом в школу, а затем и в институт. Но эти пять дел были главными в любое утро…
Матвей повернулся на бок, пружины возмущенно скрипнули под его весом. Ну да — для его нынешних, почти девяноста килограммов старая подростковая кровать была слишком слаба. Он еще раз сладко потянулся и резко сел. Взглядом поискал одежду, взял джинсы и не вставая натянул их. Это словно стало сигналом — дверь открылась, и в проеме появилась мама.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Мамочка… Постаревшая, ставшая такой маленькой… но с такими же любящими и родными глазами. Матвей вскочил и крепко обнял ее. Большой, широкоплечий мужчина бережно держал в руках хрупкую пожилую женщину. Он осторожно провел рукой по седой голове, вдохнул запах ее волос и с нежностью произнес:
— Мамочка…
Женщина прижалась головой к его груди, обняла за талию. Несколько секунд они стояли так, обнявшись.
Затем она резко отодвинулась, ее глаза округлились. Быстро развернулась и с криком «Оладушек!» метнулась из комнаты. В ноздри ударил резкий запах подгоревшего теста. Матвей выдохнул, прикрыл глаза и счастливо засмеялся. Он был дома…
С тех пор как он открыл глаза, его не отпускало странное чувство. Не прошло еще и десяти часов, как он, усталый после перелета и поездки из аэропорта, бросил сумку в прихожей. Обнял мать, принял душ, с удовольствием поужинал и завалился спать. Проснулся — и вдруг, все что с ним происходило до этого потеряло всяческие краски. Как будто он вспоминает прочитанное, пережитое не им. Вот сейчас он стоит в коридоре родной квартиры, слышит голос мамы из кухни, вдыхает привычные запахи — и как будто не было всех этих лет. Не было долгих лет в институте, конвульсивных поисков работы после. Все сложилось в серую и скучную картину, полную странных событий. Череда театров, знакомство с Натальей, какая-то торопливая свадьба, рождение Антошки, найденная работа, совсем не интересная ему… Только тоска по сыну была настоящая.
Сейчас было такое чувство, будто бы только сегодня он по-настоящему проснулся, а все, что с ним происходило, было мороком — марой, как говорила Наталья. И никуда он не уезжал, а так и жил в родительском доме, окруженный любовью мамы и надежной защитой отца.
Матвей потряс головой, провел рукой по волосам. Глянул в зеркало, висящее в полутемном коридоре. Увы, вот вам и доказательства. Из мутного стекла на него смотрел высокий мужчина. Прямая спина и развернутые плечи могли обмануть кого-либо на первый взгляд, но усталые глаза, залысины на лбу и мелкие морщины безжалостно выдавали весь принадлежащий ему «сороковник».
— Вот так, старина, годы… — тихо сказал Матвей отражению и невесело усмехнулся, — увы… пойдем уж совершать «Пять Волшебных Утренних Дел Настоящего Мальчика»…
Уже полностью рассвело, и дождь как-то тихо и незаметно закончился. В открытое окно вливался шум города, щедро приправленный оглушающим чириканьем воробьев и сладострастным воркованием голубей. Матвей, посвежевший после душа, сидел за маленьким кухонным столом, и глядя то в окно, то на плиту, уминал мамины оладьи.
Светлана Николаевна, разрумянившаяся и счастливая хлопотала у плиты. Ее руки, как перчатками покрытые слоем муки, привычно скатывали шарики из теста, хлопком сплющивали их и оправляли на шипящую сковородку. Маленькая, тесная кухонька нисколько не сковывала ее движений. И совершенно не мешала ей разговаривать. Матвей привычно включился в поток маминой беседы, периодически вставляя требующиеся по смыслу междометия. Он знал, что для мамы весь этот утренний процесс кормления «своих мужиков» был сродни медитации для иных йогов.
Работая и разговаривая, она настраивала себя и окружающих на принятие нового дня, на осмысление и анализ дня минувшего. Такая вот древняя женская магия. Матвей знал это и, принимая, включался в так нужный ему сейчас ритм.
Наконец Светлана Николаевна сняла последний оладушек, положила на тарелку и присела на табурет. Вытирая руки полотенцем, внимательно посмотрела на слегка осоловевшего Матвея.
— Похудел как сыночек, кожа да кости…
Матвей усмехнулся, похлопал по округлившемуся животу, иронично протянул.
— Да
