– Не проблема! Я открыл новый мешок с походными галетами, срок годности вышел, но плесени нет. На кухне найдешь тоник. – Альфред улыбнулся. – Привыкай к жизни археолога.
Последняя фраза была сказана дружелюбно, однако от Ноланда не скрылась нотка иронии. Он не стал говорить вслух, что маленькая дядюшкина ирония теряется на фоне иронии самой жизни: именно галеты с тоником, которыми университет бесплатно и щедро снабжал студентов-археологов, спасали нынче семью Бремеров от жизни впроголодь.
Спустя три часа Ноланд сидел в университетском сквере и смотрел исподлобья на прогуливающихся горожан и группки радостных выпускников. Последние удостаивались особо ревнивых взглядов. Излюбленная лавочка в закутке сквера, откуда видно всех, но не видно тебя, помогла ему избежать случайных встреч и неудобных вопросов.
Солнце близилось к зениту, но тополь-великан за спиной Ноланда заботливо простер над ним зеленоватую тень. Ноланд любил это место именно из-за тополя. Листья, чуткие ко всем ветрам, в том числе к ветру невзгод, нашептывали слова утешения на тайном языке деревьев. Шершавый серый ствол с потрескавшейся корой создавал ощущение надежности. Ноланд представлял себя персонажем символической картины: худая фигурка на фоне могучей колонны, поддерживающей небо.
Тополь напоминал Ноланду отца: с одной стороны, незыблемая опора за плечами, с другой – неотлучная тень авторитета великого исследователя, из-под которой вряд ли удастся когда-нибудь выбраться. Люди всегда будут уточнять, кто имеется в виду – Теодор Бремер или Ноланд Бремер (если вообще станут уточнять!), и во втором случае последуют пожимания плечами и фразы вроде: "Он тоже исследователь?", "Он что-нибудь открыл или написал?", "Не слышал о таком".
– И вряд ли теперь услышите, – пробормотал Ноланд, обращаясь к пестрой клумбе напротив.
Сейчас источник переживаний был в другом. В конце концов, затмевающий авторитет – не столько бремя, сколько вызов превзойти достижения отца, давшего великолепное образование и воспитание. Но сегодня пошатнулась сама незыблемая опора, как если бы, придя в сквер, Ноланд обнаружил бы тополь спиленным.
Ноланд запрокинул голову, взгляд потерялся в трепещущих листьях и бесчисленных ярусах серо-зеленых ветвей. Прошедшие сквозь крону солнечные лучи ниспадали ласковым золотисто-зеленым шелком. В вышине мелькнуло узкое окно в безоблачное небо. Ноланд небрежно, едва не порвав, свернул выданную университетом справку и убрал ее в карман пиджака.
Он нашел дядю на кухне. Фартук на Альфреде смотрелся нелепо, после розжига плиты на руках остались мазки сажи. Разделочный стол покрывали ошметки овощей, под ногой Ноланда хрустнула луковая шелуха и тут же прилипла к туфле. Аппетитно пахло куриным бульоном и гренками. Увидев племянника, Альфред смущенно улыбнулся.
– Решил приготовить нормальной еды. Как-никак, сегодня у тебя великий день, да и без Вальтера надо привыкать кухарить.
Ноланд раскрыл рот, но дядя опередил его:
– Ты пришел вовремя – устраивайся в столовой, обед будет через пять минут. Тогда и расскажешь, как все прошло. А пока у меня тут все горит.
Ноланд поплелся в столовую. Стол был уже сервирован, в центре стоял шоколадный торт. От увиденного Ноланду стало так горько и обидно, что до прихода дяди он просидел на стуле, разглядывая паркет.
Дядя вернулся с широким подносом, и вместе они накрыли стол. Горячий куриный бульон вдохнул в Ноланда толику оптимизма. Опустошив тарелку наполовину, он сказал:
– Альфред, у меня две новости: плохая и хорошая.
– Если под плохой новостью ты подразумеваешь то, что стал историком, то не переживай. – Дядя улыбнулся. – Главное, чтобы тебе было интересно. Ученые, знаешь ли, двигают нашу эпоху вперед.
Ноланд выронил ложку.
– Не стал я историком – не допустили к экзамену. Это моя плохая новость.
– Как… – дядя поперхнулся, – как такое могло произойти? Ты же образцовый студент, гордость факультета.
– Отказали из-за неуплаты за обучение. Не был переведен последний взнос, а без него сдавать экзамены нельзя. В самый последний момент бухгалтерия известила деканат, и вот я в бессрочном академическом отпуске.
– Невозможно! Когда ты поступил в университет, Теодор открыл на тебя фонд для оплаты всего периода обучения. Средств должно хватить с запасом, включая учебные экспедиции и выписку литературы…
– Не хватило на банк.
– Что?
– Банк дотянулся до фонда и списал задолженность по кредитам. – Ноланд протянул Альфреду измятую справку.
Тот прочитал заверенные печатью строки и нахмурился. Перечитал еще раз.
– Это я виноват, – сказал он скороговоркой. – Не стоило брать ссуду.
– Не вини себя. Я сам, помнится, предлагал тебе обратиться к банкирам. Но они протягивают руку утопающему лишь затем, чтобы снять с его пальцев последние драгоценности.
– Да, метко сказано, да… Но три сотни талеров… – сказал дядя, разглядывая справку. – Ума не приложу, где добыть такие деньги. Хоть ссуду бери! – он невесело усмехнулся.
Ноланд не смог найти силы улыбнуться в ответ. Вздохнув, он сказал:
– Я считаю, пришло время открыть отцовский сейф. В таких обстоятельствах он не стал бы возражать.
– Уверен? – спросил дядя, – сам-то я очень хочу туда заглянуть, но только с твоего твердого согласия.
– Полностью согласен. Это как раз моя хорошая новость. Извини, что я не решался на взлом, когда фирма шла к банкротству.
– Уж тебе-то не за что извиняться! Не переживай, никакие деньги не помогли бы этой пропащей фирме, напротив, я бы и их потерял.
– Почему же?
– Не знаю, правда. Я неплохой управляющий, но "Товары Бремера" приносят только убыток.
– Все-таки отец разбогател наукой? Гранты, стипендии, книги… Музеи всегда приплачивают за новые экспонаты.
