Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
говорит. — Он прерывается и полный уверенности смотрит на меня, как будто сам приложил усилия к новейшей разработке. — Будь она небезопасна, столько времени, сколько с ней возились в лаборатории, хватило бы, чтобы это заметить. Так что опасаться нечего, можешь быть уверен.
За дверью встречает Мэри, и мы вместе направляемся по белому коридору к лифту. Вокруг творится черт знает что, будто находимся в Тонтоне. Или мне только так кажется? От мыслей о предстоящей операции и взвешивания всех «против» и «за» разболелась голова. Шорохи, скрипы, шаги, голоса — все начинает раздражать, и хочется поскорее оказаться дома, чтобы налить себе бренди, сесть в кресло и хорошенько все обдумать.
Но разве у меня есть выбор? Болезнь уже год постепенно отнимает зрение, и если ничего не предпринять, это продолжится. Мэри считает, что быстро растущая близорукость связана с моей деятельностью и постоянным напряжением для глаз. Но я не единственный искусствовед в мире — никто не слепнет от этой работы, тем более так резко.
Не проронив ни слова, выходим на еще более шумную улицу. После грозы пахнет озоном и мокрым асфальтом, а лужи смотрятся как отпавшие от неба куски краски. В машине Мэри решает спросить:
— Так что он тебе сказал?
— Сказал, что зрение станет как прежде, — шелест магнитолы кажется настолько отвратительным, что тут же ее выключаю, — даже лучше.
Она достает сигарету и закуривает. Мне всегда нравилась ее привычка держать сигарету большим и указательным пальцем — курение это единственная вещь, при которой теряется ее грациозность. А все потому, что курит Мэри раз в год, и только ради того, чтобы напустить в негативные мысли сладкого туману. На меня эта магия действует обратно пропорционально. Опускаю стекло.
— Это реально? — Мэри в отличие от меня доучилась до второго курса, поэтому кое в чем разбирается. Но видимо не во всех тонкостях нейрохирургии.
— Там какая-то новейшая штуковина с вживлением микроигл. Я знаю о ней не больше, чем ты. Но я доверяю Генри.
— И ты сможешь вернуться к своей работе?
— Да.
Берет паузу. То ли подбирает слова, то ли на перекрестке сложная развязка.
— А ты не думал найти себе другое занятие?
Закрываю глаза и запрокидываю голову — она снова за свое.
— Мы ведь уже обсуждали это.
— Я ничего не хочу сказать, но твоя работа отнимает у тебя слишком много сил и времени. — По тому, как изменилась манера езды, понимаю, что нервничает. Впрочем, это было ясно еще с того момента, как она закурила. — Может, из-за нее у тебя и упало зрение.
— Работа здесь ни при чем. Это все болезнь.
— Твои ночи напролет с изучением микротрещин вполне могли этому поспособствовать.
Она завернула за угол и заглушила двигатель. Приехали.
— Есть разница, Ричард: выполнять норму и отдавать себя работе целиком.
Уже через неделю я действительно вернулся к своей работе. А через месяц Мэри меня бросила, сказав, что ей осточертели мои постоянные зависания с микроскопом в лаборатории. Но разумеется, проблема не в том, что я фанат своего дела. Ей просто нужен был спусковой крючок, на который она смогла бы меня подловить. Как бы там ни было, расстались мы еще быстрее, чем сошлись. И я не сказал бы, что рад этому: в космической пустоте две черные дыры вполне могли бы слиться в одну.
II
Давно не видел бар таким красочным и одновременно мрачным, как в тот вечер: «Полуночники» в исполнении Юриана ван Стрека, не иначе. Тогда, всматриваясь в царапины на липком столе, я впервые задумался, не являюсь ли персонажем невероятно проработанной картины. И похоже я даже озвучил эту мысль бармену: тот начал смотреть на меня так, словно вертел ментальным пальцем у виска.
— У нас появился новый коктейль, называется «Лимоны Дали». Не хочешь попробовать?
Я с прищуром художника изучаю его ухмылку и пытаюсь понять, не издевается ли он. В итоге утвердительно киваю.
— Должен предупредить, убойная штука. Но я так понимаю, это именно то, что надо?
Снова киваю:
— Завтра пойду на работу, как слон на спичках.
— «Я не сюрреалист, я сюрреализм».
Не помню, как вернулся домой и заснул, но помню, как проснулся, и это был далеко не сюрреализм. Сквозь жалюзи просачивался свет, и то, что он не лунный, а солнечный, я понял только исходя из времени суток. Повсюду погром, как в мастерской творческого сноба, искавшего вдохновение среди рубашек, носков, книжек про искусство, коробок от пиццы и таблеток аспирина. Просачиваюсь сквозь горы вещей в ванную, обретаю человеческий вид и направляюсь в богадельню.
Не успеваю ступить за порог кабинета, как появляется вертлявая проныра в клетчатом пальто. И откуда только взялась эта серая ворона с тубусом вместо сыра? В голову просачивается мысль, что ей на носу не хватает огромного треснувшего пенсне. И желательно с темными стеклами — взгляд у нее невыносимо острый. И вот она влетает с полотном в руке и говорит:
— Необходима кое-какая помощь, если вы понимаете, о чем я.
Показываю, чтобы закрыла за собой дверь, так как понимаю, что предстоит разговор не для коридорных стен.
— Что нужно?
— Это оригинал. Нужно заключение, что копия.
— Зачем? — Удивляюсь собственному любопытству. Не все ли мне равно, на кой черт ей это. Чтобы понимать все риски, мне достаточно изучить только историю картины.
— Не важно. Знаю, что это рискованно, и готова заплатить любую сумму.
Разворачиваю полотно и смотрю на сиреневый череп с цветами, растущими из глазниц. И все это выглядит не хуже, чем детские шедевры с выставки под названием «дверца холодильника». Под лупой присматриваюсь к мазкам подписи и понимаю, отчего столько шума:
— Пьер Шарло.
— Он самый. Название «Душа».
— Где взяли?
— Досталась в наследство.
— Откуда знаете, что оригинал?
— От самого Пьера. Он мой прапрадедушка.
— Решили обесценить творение прадедушки?
— Прапра…
— А если серьезно — для чего вам это?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
