как Лавруша? — Она тогда еще даже не закончила кормить сына грудью — несмотря на маленький рост и хрупкое телосложение, молока у молодой матери было хоть отбавляй, и кормила она сына сама, не доверив никаким деревенским мамкам.
— Лоренц? — Муж недоуменно посмотрел на нее. — Вы хотите оставить Лоренца здесь?
У него была такая привычка — не отвечая, задавать ровным тоном невозможный вопрос.
— Господь с вами! — возмущенно вскинулась Ульяна.
— Так надобно сборы вам сейчас учинять. — И он снова погрузился в карту.
Вот и весь разговор.
Лаврентий тем временем занялся тем, что начал дергать Антона за ногу. Тот вышел из своего чинного состояния и принялся отчаянно брыкаться, а затем басовито заревел.
Анна-Кристина, скрестив руки, молча наблюдала за сыном, пока он не замолк, судорожно всхлипывая.
— Не можно детей баловать! — Она и не повернулась к Ульяне, но та знала, что укор адресован ей. Хоть Лавруша всегда был таким, с самого рождения — любопытный и верткий, как белка, мальчик, едва научившись ходить, умудрялся везде пролезть, все переворошить и разбросать. Одно слово — ерошка!
Отстав от Антона, он решительно двинулся к Анне-Кристине и, невзирая на самый надменный ее вид, бесстрашно дернул за длинную бахрому красного платка.
— Лоренц! — Анна-Кристина сказала это точно тем тоном, каким с ним говорил отец. Но мальчик не отстал. Улыбаясь во весь рот, он продолжал исследовать бахрому.
— Лавруша! — Ульяна торопливо отцепляла его пальчики от платка командорши.
«Пресвятая Богородица, только б не нажаловалась! А ведь выехали едва!»
— Мне не стоило ехать здесь, — по слегка дрожащим ноздрям Ульяна поняла, что Анна в бешенстве. — Вы не склонны с детьми обхождение иметь!
— Нет, это вы не склонны с детьми обхождение иметь! — гневно выпалила Таня Прончищева, умело отвлекая внимание Лаврентия и снова сажая мальчика на колени.
Прежде чем оторопевшая командорша сумела что-либо сказать, из толпы напротив неожиданно вынырнули мальчишки. Один постарше, другой помладше, лет десяти — двенадцати. Тулупчики нараспашку, шапки набекрень, — они наперегонки помчались за санями, оставив далеко позади проваливавшегося в рыхлый снег и пытавшегося их удержать мужчину.
Лицо Анны-Кристины окаменело.
— Матушка! — Старший догнал сани, запрыгнул на полозья, изрядно их накренив. — Мама!
— Йонас!
— Сбегли мы от дядьки! С тобою в Сибирь хотим! И с тятенькой!
— Йонас! — Второй мальчик догнал сани и повис на задке. — Томас!
— А коли в санки не возьмешь, пешком пойдем! Пошто дядька нас запер?! — выпалил, задыхаясь, второй.
— Велела — домой! — Анна-Кристина, приподнявшись в санях, хлестко ударила сына по руке, державшейся за бортик саней. Потеряв равновесие, мальчик кубарем покатился в снег.
— Мама! — Томас прятался за головы женщин. — Мамочка!
— Домой, Томас!
Под суровым взглядом матери мальчик отпустил руки сам. Спрыгнул с полозьев и остался стоять на дороге, — несчастный, потерянный. Брат, размахивая руками, догнал его, обнял.
Анна-Кристина сидела молча и прямо, словно на приеме у императрицы. Ее лицо слегка подергивалось под слоем пудры. Ульяна, замерев, в ужасе смотрела на нее. Из глаз Анны-Кристины на красный платок упала сначала одна, потом вторая крупная, тяжелая слеза, — пока они не полились градом по неподвижному лицу. Татьяна, — добрая душа, — потянулась было обнять командоршу.
— Не сметь! — придушенным голосом вскинула руку Анна-Кристина. — Не сметь иметь ко мне жалости! За мальчиками хорошо смотреть. Этих жалейте! — Она обняла обеими руками Антона и Аннушку. — Этих! — Рука в перчатке ткнула в Лоренца. — В Сибирь! Как воры, — на каторгу! За что?
Плечи ее затряслись.
— Это наша земля. — Брови Татьяны Прончищевой сошлись на переносице, красивое лицо стало суровым. — Далекая, дикая, — но наша. Нам ее обживать должно. Нам, и им! — А как иначе? Так ведь, Лорка?!
Глава 1
Юдомский крест
1 апреля 1738 года, Охотск
— Весна называется, — проворчал капитан Алексей Чириков, поплотнее кутаясь в видавшую виды епанчу. — Дома-то, поди, уже снег сошел. Солнышком землю пригрело, теплой землей пахнет…
— Да. Студено, — коротко отозвался старший лейтенант Ваксель, не поворачивая головы к попутчику. — Однако ж оно и к лучшему.
— К лучшему?!
— Куда как обидней было б снова впустую на берегу сидеть.
— Может, ты и прав, Ксаверий Лаврентьевич, — вздохнул Чириков.
Чем больше он узнавал Вакселя, тем больше менял свое мнение о «шведишке». В начале огромного пути Чириков Вакселя недолюбливал: все же швед, а после Северной войны моряку к бывшим врагам приязнь иметь трудно. Да и уж больно тот был сух и высокомерен. Шутка ли, — в любую погоду, в любом месте носил мундир, завитые букли и шляпу, с нижними чинами (да и с вышними, впрочем) якшался лишь по делам служебным, и выглядел, шельмец, всегда так, словно перенесся прямиком из Санкт-Петербурга.
Экспедиция, растянувшаяся на долгие годы, вмещала людей всяких. Вместе с Берингом ехали на бесконечных подводах свежеиспеченные офицеры, вчерашние мальчишки, и бывалые, знававшие лютые сибирские зимы казаки. Ехали служивые — кузнецы, плотники, конюхи, лесорубы. От Тобольска приняли до полутора тысяч ссыльных — угрюмых, страшных. И, говаривали, когда от Усть-Кута ссыльные убегать стали, Ваксель распорядился через каждые двадцать верст ставить виселицы, «чтоб неповадно было».
Однако своими глазами Чирикову другое увидеть довелось. Путь от Якутска до Охотска морем оказался заказан — так и не смогли отряды, посланные вниз по Лене, морского сообщения разведать. Погибли многие. Погибли, истощенные скорбутом[4] в устье Хатанги Василий и Таня Прончищевы, так и не сумев пройти морским путем от Лены к Енисею. А потому Беринг принял решение продолжить путь сушей. И еще два бесконечных года лейтенант Ваксель руководил переброской грузов из Якутска в Охотск.
«Ежели Господь и хотел наказать нас за грехи наши тяжкие, то и наказал нас здесь. Юдомским крестом!» — однажды Чириков услышал эту в сердцах брошенную кем-то из казаков фразу, и она занозой засела в груди. Все снаряжение двух экспедиций — людей, лошадей, провиант, такелаж будущих судов — надо было перебросить из Якутска в Юдомский Крест, — небольшое селение в двадцати немецких милях от Якутска, на реке Юдоме, а оттуда — в Охотск, выбранный Берингом гаванью для постройки судов.
Отряд капитана Мартына Шпанберга вышел в Охотск загодя, чтобы построить суда для путешествия в Японию и заложить корабли для Американской экспедиции. Вестовые привозили оттуда все более и более раздраженные требования: не хватает людей, инструмента, провианта, якорей, канатов… Единственный проходимый путь — санный, по льду замерзших рек: прорубать в дикой тайге просеки было делом безнадежным. Для лошадей, на которых первоначально решили перевозить груз, в Юдомском Кресте не оказалось должных запасов корма. Беринг застрял в Якутске, разбираясь с
