class="p1">«Вот небольшой писатель, — сказал Владимир Ильич, — совершенно забытый, а как необходимо было бы переиздать его «Саввушку». Это такая прелестная повесть! У него есть и другие, не сильные, но все-таки интересные бытовые рассказы».
Далее В. И. Ленин разъяснил, как нужно относиться к наследству таких писателей:
«Вот таких писателей мы должны вытаскивать из забвения, собирать их произведения и обязательно публиковать отдельными томиками. Ведь это документы той эпохи, а писатели-народники, надо отдать им справедливость, умели собирать большой материал. Они не сидели по домам, а шли в низы, изучали жизнь рабочих, крестьян, ремесленников и очень хорошо, подробно записывали их язык, условия быта. Иногда они перебарщивали, впадая в этнографические описания и вводя в литературу не общелитературный язык, а местные наречия, диалект, что, конечно, не придавало им художественности. У нас обращают внимание преимущественно на больших писателей, которые своими прекрасными произведениями приобрели славу. Это правильно, что их переиздают, так как на их произведения большой спрос, но, повторяю, и маленькие писатели должны быть извлечены из забвения и должны войти в библиотеки наших читателей».
Владимир Павлович как бы следует этим замечательным словам В. И. Ленина, сохранившим значение живой директивы и в наши дни. Всю свою краеведческую деятельность как литературознатец он посвящает тому, чтобы напоминать современному читателю о редких книгах и полузабытых именах писателей, обо всем, что мы не должны предавать забвению, а брать на вооружение в пути к заветной цели — коммунизму.
«Записки уральского краеведа» как раз такая книга, в которой автор отдает дань тому, что мы должны всегда помнить и не забывать, ибо это страницы славной истории нашего народа, его культуры, его духовного богатства.
А. ШМАКОВ
ВОКРУГ ИМЕНИ ИЛЬИЧА
ЗА АВТОГРАФОМ В. И. ЛЕНИНА
Шел 1921 год. Я директорствовал тогда в Шадринском Научном хранилище (так назывался краеведческий музей). Екатеринбургский губнаробраз командировал меня в Москву на краеведческое совещание.
Я запасся командировочным удостоверением уездного исполкома Советов, где было сказано, что меня уполномочили собирать для Шадринского музея разного рода экспонаты, характеризующие Октябрьскую революцию и ее деятелей, в том числе их автографы. Особенно хотелось шадринцам, чтобы я привез автограф Владимира Ильича.
Моим большим другом в Шадринске был тогда заведующий уездно-городским отделом коммунального хозяйства Ф. М. Брусянин. Он, кстати сказать, много помогал Научному хранилищу. Узнав, что я еду в Москву, предложил встретиться там с его «духовной матерью» Ю. А. Наумовой, заведовавшей отделом правовой защиты детей Наркомпроса РСФСР. Насколько я понял, Ф. М. Брусянин, когда был еще солдатом царской армии, где-то встретился с Ю. А. Наумовой, и она научила моего друга на многое смотреть глазами пролетария. Вот к этой-то работнице Наркомпроса я и привез письмо от Ф. М. Брусянина из Шадринска. Оказалось, Ю. А. Наумова знакома с родными В. И. Ленина, и особенно близко с его сестрой Анной Ильиничной. Ю. А. Наумова сама предложила снабдить меня запиской к Анне Ильиничне.
Анна Ильинична жила с семьей в каком-то большом доме, по-видимому, в бывшей гостинице, как раз напротив Кремля.
Сначала, пока я не подал записку от Ю. А. Наумовой, Анна Ильинична приняла меня, можно сказать, сухо. Но узнав, что моя просьба очень скромна и совершенно необычна, оживилась, усадила меня на стул в какой-то тесной комнатушке. Стала звонить в Кремль. Ответили скоро. Спросила, дома ли Владимир Ильич. Сказали, что куда-то выехал. Анна Ильинична попросила меня зайти к ней в другой раз.
Через день, 8 июня, я снова зашел. Анна Ильинична опять стала звонить. И снова ответили, что Владимир Ильич выехал куда-то.
— Эх! Зайдите через денек. Хорошо?
— Хорошо, хорошо!
Прихожу в третий раз. Анна Ильинична — опять к телефону. И снова неудача.
— Как жаль, что я ничего не смогла для вас сделать!.. Подождите, подождите, я поищу, нет ли чего из старых писем Володи, — все же не с пустыми руками поедете домой.
Анна Ильинична подошла к немудрящему шкафу, вынула пачку писем. Нашла узкий конверт, на котором рукой Владимира Ильича был написан адрес. Вынула из конверта письмо, положила его в пачку, а конверт подала мне.
И как же я был обрадован: ведь в руках у меня строки, написанные самим Ильичем!
Я попросил и Анну Ильиничну дать мне свой автограф. Вместо записной книжки у меня в кармане была старая квитанционная книжка. Оторвал один листочек и чистой стороной подал его Анне Ильиничне. Она взяла карандаш и написала:
«Анна Ильинична Ульянова-Елизарова. Москва, 10 июня 1921 г.»
Анне Ильиничне было тогда уже за пятьдесят. И чудилось, что передо мной — старая сельская учительница, такая простая и деятельно суетливая. Как она горевала, что вот приехал человек из далекой провинции и уедет обратно, не выполнив поручения своих товарищей. И потом так была рада, что сумела выйти из положения.
Когда стал прощаться, Анна Ильинична спросила, куда теперь направляюсь. Я ответил, что на Рождественский бульвар, в гостиницу.
— Так давайте я вас подвезу, — у меня сейчас машина…
Конечно, я поблагодарил и весьма охотно согласился.
В кузове машины сидел молодой человек. «Не сын ли Анны Ильиничны?» — подумал я.
Машина вышла на Петровку, и тут я окончательно простился с Анной Ильиничной и еще раз сердечно поблагодарил ее за подарок шадринцам и за внимание к себе.
Возвратившись из Москвы, я первым делом явился к товарищам и показал драгоценное приобретение для музея.
Автографы Ильича и его сестры заключил под стекло, каждый в особую рамку: ленинский — в золотую, автограф Анны Ильиничны — в рамку из ясеня, а когда в музей приходили посетители, с большим удовольствием рассказывал, как «добывал» эти автографы.
БЛИЖАЙШИЙ СОРАТНИК ИЛЬИЧА
В дореволюционных духовных семинариях преподавалась история русского раскола, так называемого старообрядчества, и религиозного сектантства. Одновременно учили, как вести борьбу с этими явлениями в православной церкви.
Известно, многие секты возникали в качестве протеста против существовавшего в то время государственного режима, а потому привлекали к себе внимание передовых ученых.
В 1900-х годах, когда я был учеником Пермской духовной семинарии, время от времени приходилось читать труды светских исследователей сектантского движения, в том числе Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича.
Потом, когда я с семинарией распростился и учился в светских учебных заведениях, как-то не приходилось встречать эту фамилию. Снова она стала попадаться мне на глаза в качестве подписи управляющего делами Совета Народных Комиссаров, ниже подписи Ленина. Фамилия-то была знакомой, но тогда никак не думалось, что это одно и то же лицо.
В 1930 году в Москве был создан Литературный музей. Основателем его и первым директором был Владимир
