какой-то момент показалось, что этого может быть достаточно. Упиваться горем, смотреть в серый потолок или вдаль, разглядывая причиняющие боль статуи. Она почти построила новую стену, почти отгородилась, но…
Дверь с грохотом ударилась ручкой об стену. Хелена вздрогнула и прикусила губу. Ногти впились в ладони. Она всё ещё смотрела на мраморный парк, но чувства, накалённые до предела, следили за тем, что происходило за спиной. Шелест юбки и нарочито спокойные, медленные шаги.
Мать хмыкнула.
— Тебе всё равно придётся обратить на меня внимание, милая, — голос её звучал елейно.
— Я обратила. Ты довольна? Ты можешь уйти?
Хелена не оборачивалась.
Скрипнула кровать. Мадам Арт опустилась на неё, закинула ногу на ногу, и юбка снова зашелестела. Недовольным взглядом она окинула комнату и шумно втянула носом воздух.
— Ты не сможешь провести взаперти всю жизнь, Хелена, — проговорила она, качая головой и скрещивая руки на груди, и неожиданно повысила голос: — Откройте, кто-нибудь, наконец, шторы!
В комнату тут же влетела служанка и распахнула шторы на двух окнах. Она хотела подойти и к третьему, но столкнулась с резким взглядом Хелены и испуганно осеклась.
— Ох, убирайся! — раздражённо бросила мадам Арт (девушка выбежала из комнаты) и поднялась.
Она была высокой худой женщиной с чёрными поднятыми в сложную причёску волосами. Вокруг её холодных голубых глаз и тонких, накрашенных тёмно-лиловой помадой губ сетью залегли неглубокие морщинки, которые не могла скрыть уже никакая косметика. В молодости её называли красавицей, но с возрастом черты стали острее, худоба — болезненной, а резкие движения и подрагивающие руки и губы выдавали проблемы с нервами.
Хелена никогда не хотела быть такой же. Она вообще не хотела иметь с матерью ничего общего. Они не выносили друг друга и теперь могли не притворяться.
Поэтому Хелена даже бровью не повела, когда мать оказалась рядом. Не замечать её, не смотреть. Ей было всё равно, что мать от неё хочет. Но та терпеть такое не собиралась: тонкие пальцы с острыми ногтями схватили дочь за подбородок и повернули к себе.
— А теперь послушай, милая моя, — прошипела мадам Арт. — Я терпела твоё поведение достаточно долго. Только в последний месяц я отказывала себе во многом, просто потому что ты бы закатила мне истерику. Не буду упоминать все нервы, потраченные на шестнадцать лет попыток воспитать из наглой девицы леди! — Она сделала ударение на последнем слове и всплеснула руками, отпуская дочь. Хелена мотнула головой. — Только пытаться сделать из тебя что-то — пустое занятие. Гардиан тебя разбаловал. Я говорила ему, что давно было нужно показать тебе твоё место. Жаль, что он этого не сделал вовремя, а теперь уже поздно. Только пойми, Хелена, что многое из того, что он тебе позволял, не сделает тебе добра в жизни.
— И что же плохого я делаю? — Хелена подняла подбородок, с вызовом глядя на мать. — Тебе не нравится, что мне не всё равно? В отличие от тебя!
Мадам Арт с притворной оскорблённостью подняла тонкие брови.
— Я научилась переживать то, что причиняет боль, Хелена, — выплюнула она. — И тебе придётся! Не можешь? Притворись! Я знаю, что ты умеешь. Играть надо не только с мальчишками, которые оказались достаточно смазливыми, чтобы привлечь твоё внимание, и достаточно тупыми, чтобы не понять, что из них вьют верёвки. Тебя окружают игроки с зубами поострее, а ты так неосторожно забываешь, какую роль играет общество в нашей жизни.
— В моей оно пока не сыграло никакой! — Хелена скрестила руки на груди.
— Какая наивность! — мадам Арт развела руками, развернулась и снова села на кровать. — Если оно «пока» не сыграло никакой роли, то исключительно благодаря твоему отцу. Никто и слова тебе не смел сказать, потому что они если и не уважали Гардиана, то боялись его. Теперь же такого не будет. Уж прости, милая, у меня нет того влияния, что было у твоего отца. Небо видит, я пыталась, но ты… — Мадам Арт покачала головой. — Ты теперь сама всё поймёшь. И сама же будешь отвечать за себя.
Хелена снова отвернулась к окну.
— Мне всё равно, что они будут говорить обо мне. Никто из них не имеет права… — Она осеклась, моргнула и продолжила сдавленно: — Мне всё равно.
Мадам Арт тяжело вздохнула. Разговоры с дочерью всегда походили на попытки докричаться до глухого. Та упиралась и отказывалась принимать всё, что ей говорили. Наверно, где-то в этом была и её ошибка, рассуждала мадам Арт, но не видела больше способов изменить из отношения. Слишком много времени прошло. Слишком всё между ними накалилось.
Мадам Арт поднялась, поправила юбку и готова была уйти, как вдруг застыла и щёлкнула пальцами.
— Совсем забыла, Хелена, — сказала она. — Пришло приглашение от Керреллов на празднование дня рождения старшего принца. Говорят, там будет что-то важное! — Голос звучал иронично. Она и сама не верила, что произносит «Керреллы» и «важное» в одном предложении. — Так что, хочешь ты того или нет, ты надеваешь новое платье — я пригласила портного, он прибудет завтра, — натягиваешь улыбку и едешь со мной на Пирос.
Мадам Арт окинула дочь взглядом, поддакнула собственным мыслям, жутко довольная, и, качнув пышной юбкой, вышла из комнаты.
Хелена ещё долго стояла неподвижно, глядя на закрывшуюся дверь. Глаза её округлились от негодования, рот был раскрыт, а грудь часто вздымалась. Она пыталась взять себя в руки, поставленная перед фактом, и, когда волна злости наконец отхлынула, просто упала на ближайший стул. Длинные распущенные волосы закрыли лицо.
Она не хотела никуда ехать. Она не хотела видеть людей. Внутри всё ещё было болезненно пусто, и она не хотела позволять лицемерию и ненависти заполнять это пространство. Они того не заслуживали.
Но выбора у неё не было. Она была должна. Должна была поехать и выглядеть там лучше всех, чтобы, не дай Небо, хоть одна душа посмела усомниться в том, что с ней всё в порядке.
Кому она была должна?
Хелена подняла голову и откинула волосы назад.
В первую очередь — себе.
2
Всё — от полированной тумбы до столбиков кровати — было покрыто рубцами от ножа. Анна методично выводила тонкие полосы, обнажающие белое дерево за янтарной поверхностью мебели. Ей было всё равно, насколько злы будут владельцы отеля и как дорого обойдётся ремонт. Платить будет не она, а Филиппу стоило думать, что он делает и с кем связывается.
Просторная комната отеля в самом центре Ориона, столицы Пироса, кажется, превосходила размером весь её дом на севере. Эдакая просторная
