Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
его тело после многочисленных войн, снова выливались в проблему.
С того дня как ушла, растаяла в его руках та, чье имя Ким больше никогда не произнес, с того дня как совершилось покушение на жизнь Виллиана Непобедимого, кроме явного и понятного врага, появился враг, ещё более опасный, чем по ту сторону границы — заговор и брожение недовольных. Ноги заговора росли из Шенбера.
Правил бал там дядюшка Лукреций — прихибетный двуличный упырь, кузен экс-короля Виллиана. Ким видел его только на торжествах, когда собиралась династическая родня и его всегда поражало сочетание угодливости и гадливости — тот напор услужливости, которую он выражал королевской семье никак не вязался с поступками дядюшки. Он имел власть в Шенбере по праву крови — весь его род по материнской линии происходил из шенберских земель, так что его статус как наместника был совершенно естественен и никогда не оспаривался, несмотря на то, что его управленческие качества были под большим вопросом.
С первого дня войны, едва Иерхейм успел стереть пепел со своего лица после ночного налёта, по городу поползла мятежная волна — бунты, стычки с гвардейцами и явно не стихийные митинги. Они хотели мира и были недовольны властью. Во всяком случае, так это должно было выглядеть со стороны — со стороны испуганного и уставшего народа. Была и другая сторона, где война это всего лишь удобный повод шатнуть ситуацию. Ким чувствовал, что всё это миратребование слишком кондово и зыбко, чтобы на нём останавливаться. Есть ещё какой-то козырь в рукаве у таинственных заговорщиков и они его обязательно достанут. Ким был уверен в том, что дядюшка Лукреций просто круто замешан в этом деле, но главой заговора не является — он хоть и хитрый, но явно плосковат для такой роли. Недовольных в самом Иерхейме на время успокоили переговорами и силой, но как говорится «осадочек остался».
Урих принес вести о том, что оппозиционная группировка в Шенбере насчитывает около двадцати тысяч вооруженных, организованных и материально мотивированных недрузей, готовых в любой момент выдвинуться на столицу. В том, что мотивы их сугубо материальны можно было не сомневаться — о продажности шенберцев ходили легенды.
Ким, как мог, расправлял плечи, но они складывались обратно. Уставший и бледный, он держался. Он король и он обязан быть сильным. Но каждые тридцать секунд ему хотелось присесть и рыть землю, рыть её до тех пор, пока не пророешь её насквозь и не вылезешь с обратной стороны земного шара… И не видеть всего этого. И не слышать всего этого.
…Кто-то горячим, почти обжигающим дыханием в спину…
Рагвард.
Тихо, медленно, почти с досадой:
— Ваше величество… У нас есть время и силы, чтобы передавить их как тараканов… Одного за другим. Главное вычистить верхушку, которая всем этим кукловодит… Ну что я тебе объясняю, ты и так всё понимаешь. Золтан, ну я же прав? Вот Золтан со мной согласен!
Киму совсем не хотелось спорить, но и сдаваться он не собирался:
— Рагвард, вся эта верхушка — мои кровные родственники.
— Плевать!
— И дело не в этом… Рагвард, ничего не изменится. Ничего. Мы передавим этих — вылезут другие. Это больше чем война. Что-то зачалось очень давно, я даже не могу представить как давно… Оно зачалось и теперь родилось. И оно пришло по мою душу, Рагвард. Ты понимаешь? Я не знаю, что оно такое, но я должен выйти ему на встречу. Один на один.
— Глубоко копаешь! Слишком глубоко! — Рагвард тенью ходил по залу и уже откровенно ворчал. — Вылезут другие — передавим и других.
— Нет. Я думаю… что я должен поговорить с отцом. Проведи меня в госпиталь. Пожалуйста. Он ведь ещё там?
— Да. И я не пойму, почему нет приказа об его эвакуации.
— Приказ есть. Он не хочет покидать столицу. Ты же знаешь, что на моего отца мои приказы не действуют… Так ты проведешь меня?
— Это опасно.
— Рагвард!
— Ладно, проведу.
Рагвард вдруг закончил свое недовольное кружение и выдохнул тёплым золотистым паром. Он притушил раскаленные угли своих глаз и сказал:
— Ты прав. Надо идти туда. Я чувствую, что надо идти сейчас. Да… Прямо сейчас!
* * *
Вязкая тишина, запах лекарств, шепотки, косые взгляды: всё это совершенно не клеилось с образом Непобедимого Виллиана, к которому Ким привык. Всё было криво и чуждо. На перьевых подушках, на белых простынях, лежал старик, и его кожа по цвету едва ли отличалась от этих простыней. Старик приподнял высохшую руку, приветствуя:
— Подойди ко мне, сын мой.
Ким сделал шаг и остановился.
Огромная кровать с суровыми резными медведями, а на ней — как беспомощный ребенок, когда-то великий правитель Иерхейма. Но, по правде сказать, правители не бывают бывшими, пока они живы. Король не умер, король ушел в тень. И, даже без короны, слово его — закон, закон для тех, кто был верен ему все эти годы.
— Оставь нас, Юлиан, будь любезен, — Виллиан обратился к своему брату, сидевшему рядом, на кушетке.
Дядюшка Юлиан, высокий, пухлый, с женскими руками и честными глазами бубновой дамы, изобразив почтительное приветствие, поднялся и проплыл мимо племянника.
— Подойди же ближе ко мне, Климент Иммануэль, Справедливый король! Мои глаза уже не те, я плохо вижу тебя…
Ким присел у кровати и, как он ни старался придавить накатившее слёзы, они предательски пробились, мигом превратив короля в мальчишку, которому было страшно видеть отца таким. Он видел его рассвет, он видел его зенит, и вот сейчас он видит его закат. Медленный и неизбежный. Эпоха Виллиана Непобедимого закончилась. Но как же чудовищно, что закончилась она на этой пропитанной болью и по́том постели.
Восковыми холодными пальцами Виллиан сжал руку сына:
— Тебе угрожает опасность, Климент Иммануэль. Я обязан открыть тебе тайну твоего рождения, которую хранил все эти годы… Ты знаешь, что восемь сотен зим назад наш народ вступил в битву со Змеем. И мы победили Змея. Мы развеяли его прах над волнами моря. В тот день и час был шторм… Но не всё так просто, сын мой. Чувствуя свою скорую гибель Змей отрубил часть плоти своей и сделал её книгой, книгой с пустыми страницами… Он вложил в неё свою душу. И он обещал вернуться. Он обещал вернуться и отомстить. Вернуться через того, кто первый найдет эту книгу. Долгие годы эта книга была скрыта от всех, пока… пока её не нашла одна прекрасная девушка… Я любил её. Я говорю о твоей матери, сын мой. Она писала в этой книге
Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12
