Книга Святыня - Деннис Лихэйн

Он послал мне вниз улыбку, и борозды на его щеках превратились в ущелья.

— Напрасно вы так выставляетесь, мистер Кензи.

— Ты это о чем, Шатун?

Подъемный кран вбил цементную сваю мне в позвоночник, и что-то маленькое, кусачее вцепилось острыми зубами мне в шею с правой стороны, Шатун шатнулся вон из поля моего зрения, а тротуар, закачавшись, пополз вверх, к моему уху.

— Классные очочки, мистер Кензи! — проговорил Недотепа, в то время как его одутловатое личико, как воздушный шарик, парило возле меня. — Изящная деталь гардероба.

— В стиле хай-тек, — добавил Шатун.

И кто-то рассмеялся, а кто-то запустил стартер, и я почувствовал себя дурак дураком. Тут и Кью изумился бы.

* * *

— Голова болит, — сказала Энджи.

Она сидела возле меня на черном кожаном диване, и руки ее, как и у меня, были скручены за спиной.

— Ну а вы, мистер Кензи? — осведомился голос. — Как ваша голова?

— Под впечатлением, — отозвался я. — Чтобы не сказать, идет кругом.

Я повернул голову в направлении голоса, но глаза мне ослепило лишь пятно желтого цвета, окаймленное мягко-коричневой тенью. Я заморгал, и комната слегка качнулась.

— Простите за наркотики, — сказал голос. — Если б можно было сделать это иначе…

— Не извиняйтесь, сэр, — проговорил другой голос, и я узнал Шатуна. — Сделать это иначе было невозможно.

— Джулиан, дай, пожалуйста, аспирину госпоже Дженнаро и мистеру Кензи, — вздохнул голос за ослепительным пятном желтого цвета, — и, будь добр, развяжи их.

— А если они начнут двигаться? — поинтересовался голос Недотепы.

— Проследите, чтоб не начали, мистер Клифтон.

— Да, сэр. С удовольствием.

* * *

— Меня зовут Тревор Стоун, — сказал человек, прятавшийся за пятном света. — Это вам что-нибудь говорит?

Я потер красные следы на запястьях.

Энджи тоже потерла свои красные следы и хватанула несколько глотков кислорода. Помещение, как я полагал, было кабинетом Тревора Стоуна.

— Я задал вам вопрос.

Я взглянул на пятно света.

— Задали. С чем вас и поздравляю. — Я повернулся к Энджи: — Как ты?

— Запястья ноют, и голова тоже…

— А в остальном?

— Настроение в целом скверное.

Я опять устремил взгляд на пятно света.

— У нас скверное настроение.

— Надо думать.

— Твою мать!

— Остроумное замечание, — послышалось из-за пятна приглушенного света, и Недотепа с Шатуном негромко прыснули.

— Остроумное замечание, — эхом откликнулся Недотепа.

— Мистер Кензи, госпожа Дженнаро, — проговорил Тревор Стоун, — я даю вам слово, что не хочу причинять вам неприятности. Возможно, мне придется вам их причинить, но это будет против моего желания. Мне нужна ваша помощь.

— Да бросьте вы! — Я поднялся на неверных ногах, Энджи тоже поднялась и встала рядом.

— Если один из ваших остолопов подвез бы нас домой… — начала Энджи.

Я схватился за ее руку, так как меня качнуло к дивану, а комната немного накренилась вправо. Шатун ткнул указательным пальцем меня в грудь так легко, что я едва почувствовал касание, и мы с Энджи упали обратно на диван.

Еще пять минут, сказал я своим ногам, и мы сделаем новую попытку.

— Мистер Кензи, — предупредил Тревор Стоун, — вы можете опять пробовать встать, а мы можем легким толчком отправлять вас обратно на диван, по моим подсчетам, еще примерно в течение минут тридцати, так что расслабьтесь.

— Похищение людей, — сказала Энджи, — насильственное задержание… Вам знакомы эти термины, мистер Стоун?

— Да…

— Хорошо. Вы осознаете, что и то и другое является преступлением против федеральных законов, влекущим за собой суровое наказание?

— М-м… — промычал Тревор Стоун. — Госпожа Дженнаро и вы, мистер Кензи, хорошо ли вы осведомлены о том, что смертны?

— У нас были случаи, когда можно было это заподозрить, — сказала Энджи.

— Это мне известно, — сказал он.

Подняв брови, Энджи взглянула на меня. Я поднял брови ей в ответ.

— Но речь шла лишь о случаях и, как вы выразились, подозрениях. Отдельные разрозненные догадки. Однако сейчас вы оба живы, молоды и имеете веские основания считать, что будете топтать эту землю еще лет тридцать-сорок. Мир с его законами и установками, с его обычаями и непреложными карами за преступления против федерального законодательства имеет над вами власть, в то время как я ныне ему неподвластен.

— Это призрак, — шепнул я, и Энджи толкнула меня локтем под ребро.

— Совершенно верно, мистер Кензи, — сказал Стоун, — совершенно верно!

Желтое пятно света переместилось, метнувшись прочь от меня, и я заморгал в сменившей его темноте. Белая точка в ее середине, сделав кульбит, превратилась в оранжевые круги побольше, подобно трассирующим пулям, они замелькали перед моими глазами. Затем зрение мое прояснилось, и я увидел Тревора Стоуна.

Верхняя часть его лица была словно вытесана из светлого дуба — нависшие брови бросали тень на жесткие зеленые глаза, орлиный нос и выпиравшие сероватые скулы.

Однако под скулами плоть резко шла на убыль. Челюсть с двух сторон будто смялась, а кости, расплавившись, перетекли в рот. Подбородок, исхудавший до состояния желвака, глядел вниз, болтаясь в резиновой кожной складке. Рот же вообще потерял форму, на его месте плавало что-то амебообразное с белыми высохшими губами.

Лет ему можно было дать сколько угодно — от сорока до семидесяти.

Горло его покрывали нашлепки рыжеватых пластырей, казавшихся влажными. Поднявшись из-за массивного письменного стола, он оперся на трость красного дерева с золотым набалдашником в виде головы дракона. Серые в шотландскую клетку брюки пузырились вокруг тощих ног, но синяя хлопковая рубашка и черный льняной пиджак облегали массивные плечи и грудь плотно, как вторая кожа, и словно сроднились с ними. Уцепившаяся за трость рука, казалось, была способна единым махом вбивать в пыль и плющить мячи для гольфа.

Навалившись на подрагивающую под его тяжестью трость, он глядел на нас.

— Вот, полюбуйтесь на меня хорошенько, — сказал Тревор Стоун, — а потом позвольте я расскажу вам о своей потере.