важным и неотложенным. Последние бывали особенно громкими и раздражительными. В этом деле дети бедняков были куда более милы глазу купцов. Те и вели себя спокойно, да и по шапке дать таким можно было безнаказанно. А вот отпрыски богачей – без малейшего признака воспитания и уважения к окружающим, одним словом – головная боль. Таких бы на площадь и выпороть розгами с дюжину ударов, не со всей дури, но так, чтобы урок свой запомнить на всю жизнь и присесть могли не ранее как на следующий день. Однако на деле эти бесенята лишь мозолили глаза и вызывали легкие приступы мигрени, но напрямую все же торговле не вредили, а значит и особых проблем не создавали. Да и кто поднимет руку на ребенка феодала, тем более если он из местных? Потом проблем не оберешься.
Бывало же, что зажиточные жители выходили и в одиночестве, но с видом важным и такой походкой, что не грех было подумать, будто пред тобой сам царь заморский приехал с другого конца света. Такие любили сорить монетами особенно сильно, а потому купцы и торговцы прощали им практически любой выпад надменности и самодовольное выражение на разжиревшей бородатой роже.
Так или иначе, ежедневный поток разношерстных жителей был высок, нескончаем и, конечно же, такое удачливое местоположение пекарни Шиловых сулило приносить крупную прибыль. Вот такая история у города сложилась странная: сам невзрачен да мал, а торговля получалась живее, чем в столице! Да это еще ничего, тогда все только зарождалось и суждено этому городу было расти и в ширь и вглубь. А вместе с тем росла и его значимость.
И все же самым важным и влиятельным человеком в здешних краях был и остается градоначальник Скрябин Данила Иванович. И, удивительное дело, имел он среди своих владений городской коровник, место им крайне излюбленное и обожаемое. С такой странности градоначальника удивлялись многие, а слухи на этот счет росли, как на дрожжах. Интерес пробирал всех и каждого: с чего это градоначальник так прилип к какому-то коровнику? Нет ли тут какого подвоха?
Поговаривали в этом деле о многом, много было и правды и лжи, да только единую картинку сложить не удавалось никому. Но старожилы, седовласые и морщинистые, помнили многое. Вот и тут говорили на удивление слаженно и однозначно, да такими подробностями сорили, что грех было не прислушаться.
В детстве, поговаривали они, когда причудливый Данил Иванович был еще совсем мальчишкой, одна из заплутавших коров забрела прямо к усадьбе тогдашнего градоначальника. Как и почему – то было неизвестно, толи пастух ворон считал, толи где в коровнике забор был дыряв, ну да неважно. Кто ж все может знать на свете?
И вышло так, что именно в этот день, а все сходятся во мнение, что стоял именно день, хоть и пасмурный, но ни вечер и ни ночь, маленький Данила Иванович прогуливался вокруг усадьбы совсем один. Уже потом, оставивший ребенка без присмотра гувернер свое получил и получил так, что к следующему утру в городе его вроде как уже и не видали, да только о гувернере ли речь? А речь о мальчике и стал Данила Иванович свидетелем так некстати проходившей мимо стаи бродячих псов. Шла стая спокойно, собак в ней было четыре-пять, все как одна грязные, худющие, все ребра можно было пересчитать. До поры до времени шли спокойно и уверенно, людей то в округе не было, да вот только завидев мальчика и в собак вдруг вселился какой-то бес.
Сами то шавки были не местные, территорию явно не защищали, да и кто позволит тварям блохастым ошиваться возле усадьбы? Да и кормовая база стаи была далеко от усадьбы, здесь их и близко никто не осмелился бы подкармливать. Вот и выходило так, что день был полон странностей: народ в округе словно испарился, а стая, наоборот, появилась словно из воздуха. Только потом люди поняли – того были и вправду происки бесов.
Видно одна из шавок особенно сильно невзлюбила ребенка, чем-то он ей явно не пригляделся. Не ограничилась она ни лаем, ни оскалом, а возьми да и набросься на Данила Ивановича, клацая зубами и пуская когти. А мальчик даже пискнуть не успел, только глаза от ужаса округлил да и остолбенел, будто из камня сделанный. Волосы дыбом встали так, что с головы слетел картуз, а чистые порты мальчик обмочил почти в одно мгновенье. От смерти Данилу Ивановича отделяли лишь пара метров и несколько острых собачьих зубов.
Тогда-то и подоспело вдруг откуда не возьмись заплутавшее животное, ну точно из воздуха. Закрыв мальчика, расколола корова череп собачий одним выпадом своего копыта. Другие шавки ту же разбежались прочь, а поверженный пес еще какое-то время бился на земле в судорогах. Вся левая половина морды была вогнута внутрь, Глаз заплыл, а из морды и пасти кровь лилась, как из ручья. Так пес дворовый и издох. Корова, словно почуяв что-то, не только не испугалась, но и не убежала, позволив мальчику обхватить свою шею. Оставалась она рядом с ребенком и тогда, пока того, сидя в грязи и в слезах от бессилия, наконец не отыскали. Корова просто легла рядом с ним и смотрела на мир пустым взглядом.
Вне себя от ярости оставшихся собак градоначальник приказал выловить и придушить на месте. Изловили и умертвили тогда с десятка два самых разношерстных дворняг, кого по делу, а кого так, на всякий случай. Одежду Данила Ивановича сожгли, потому как она провоняла мочой и псиной, а гувернер…. с ним и того хуже кончина была.
Так и все и кончилось…. и так все и началось.
Буквально подарив мальчику вторую жизнь, тот в одночасье потребовал от своего папеньки забрать корову в свое личное хозяйство. Теперь и впредь держал мальчик корову никак иначе, как в качестве своего домашнего животного. Катался на ней верхом, гулял по окрестностям и даже спал на корове, словно на стоге сена. Мыл и расчесывал животное Данила Иванович тоже сам, кормил с рук и слова гадкого про нее ни от кого не терпел и любил животину так, как некоторые родители не любят своих детей.
Местные и вправду отмечали некоторую химию между ребенком и животным. На прочих корова глядела без особого интереса, а завидев Данила Ивановича принималась вилять хвостом так, как не каждая старуха орудовала метлой у порога. Сам же мальчик… смотрел он на своего питомца день ото дня все страннее, будто ни на корову, а на какую бабу нагую. Одним словом холил и лелеял
