покосился, огород запущен, двор в беспорядке. Внутри дома бревенчатые стены почернели, в углах была паутина, пол давно не метен.
Лишь одна вещь в доме была безупречно чистой — скрипка, висящая на стене.
— Глянь, мам, — ахнула Нелли.
Дерево, из которого была сделана эта скрипка, было очень необычным. На деках скрипки явно просматривались зеленоватые прожилки, которые слегка светились.
Нелли физически ощущала какую-то вибрацию, исходившую от скрипки. Ей нестерпимо захотелось прикоснуться к гладкому телу инструмента, его тугим струнам….
Эйлин, не отрываясь, смотрела на эту странную, загадочную скрипку. Малахитовое сияние прожилок напомнило ей то зелёное марево Граней, через которое они с Нелли так мучительно прошли. Но сияние скрипки не вызывало тревоги… Неожиданно для себя Эйлин вытянула руку ладонью вверх, не коснувшись скрипки. Инструмент взмыл в воздух, но не упал, а завис над головами людей. Эйлин повела рукой, и скрипка поплыла к Нелл и легла ей в руку. Неизвестно откуда взявшийся смычок, как собака, ткнулся в правую ладонь девушки. Нелли перехватила скрипку поудобнее, повела подбородком, взмахнула смычком и…
Незнакомые звуки загадочного инструмента завораживали. Скрипка то взвизгивала, словно насмехаясь, то рыдала, то распевно разливалась полноводной рекой.
Эйлин замерла. Нечасто её злая и своенравная дочь бывала такой серьёзной. По лицу потрясённого Мелиса текли слёзы.
Нелл закончила играть. Скрипка перестала светиться, и прожилки стали почти незаметными. Глаза Нелл сияли. Лицо её не было сейчас ни злым, ни упрямым.
— Мама, она тёплая! — восторженно заговорила Нелли.
— А что это было? То, что ты играла?
— Понятия не имею, мама. Оно пришло само, изнутри. И знаешь, мама, — Нелл была очень серьёзна. — Только не смейся. Я думаю, это сама скрипка. Она ЖИВАЯ…
Эйлин вовсе не собиралась смеяться. Она явственно ощущала некую Силу, исходящую от скрипки, её теплоту.
— Так это ты — Истинная Владелица! — воскликнул забытый ими Мелис, обращаясь к Нелли. — А вы, госпожа, — Покорительница Сил!
И он низко склонился перед Эйлин.
— Что означают твои слова? — спросила она.
— Госпожа, вы сняли со стены скрипку, не касаясь её….
— Ах, да, верно, — вдруг опомнилась Эйлин. — Хм, всё это очень странно.
— Нет, всё правильно, — возразил Мелис. — Предсказания сбываются одно за другим. Значит, скоро на Сариссе наступит час великих испытаний. А мне предстоит исполнить свое предназначение.
— Какое?
— Этого я пока не знаю, — слегка смутился Мелис.
— Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что, — к Нелли вернулась её всегдашняя зловредность.
— Наверное, это так, — вздохнул Мелис.
Он уже не казался Эйлин психом. Конечно, должно быть какое-то объяснение происходящему. Может, спросить у этого паренька…
— Как, ты сказал, называется это место? — обратилась она к Мелису.
— Сарисса.
— Это название твоей деревни?
— Нет, госпожа, что вы! Сарисса — это всё: деревни, города, горы, реки….
Теперь Эйлин была почти убеждена, что это она сходит с ума. Нелли обходила всю горницу, громко критикуя Мелиса за пыль, толстым слоем лежавшую на всех поверхностях. Юноша смутился.
— Извините, госпожа… Я привык жить один… И не замечаю такого…
Эйлин внимательно взглянула ему в лицо:
— Ты живёшь один? А где твои родители?
Лицо паренька стало несчастным. Голубые глаза потемнели. Эйлин ясно ощутила волну горечи, исходящую от него.
— Мама умерла, когда я родился, отца я не помню. Говорят, он вскоре уехал в Загорье, да так и не вернулся. Я жил с дедушкой….
— Так куда он девался? — вмешалась Нелли.
Голос Мелиса стал прерываться:
— Он много путешествовал… И не вернулся однажды.
Лицо Нелл вытянулось. Эйлин мягко произнесла:
— Извини, пожалуйста, Мелис. Мы не хотели тебя так огорчить.
Мелис вымученно улыбнулся и кивнул.
Глава 4. Несказочные детали
В низкое грязное оконце с треснувшим стеклом заглянула чья-то развесёлая физиономия.
— Эй, ты, полоумный! Если захочешь, то иди в крайний дом, там тебе что-нибудь с праздничного стола перепадёт!
Мелис густо покраснел, а обладатель физиономии продолжил:
— Да у тебя, никак, гости? И кто это приволокся к такому придурку, как ты?
У Нелли от возмущения округлились глаза. Она уже упёрла руки в бока, готовая разразиться гневной тирадой, но Эйлин сделала ей знак, призывая к молчанию.
— Это… Это мои дальние родственники, — запинаясь, произнёс Мелис.
— Да ну? — продолжал издеваться пришелец. — И откуда же они такие взялись?
У Мелиса вид был совершенно затравленный. Видимо, его здесь недолюбливали. Эйлин решила вмешаться:
— Мы приехали из Загорья, от его отца.
Она не успела закончить фразу, как заметила, что пришедший изменился в лице. Он с нескрываемым страхом воззрился на Эйлин:
— Откуда? Из За…? — голос его прервался.
— Именно, — спокойно продолжала лгать Эйлин. — Я решила навестить своего м-м-м… племянника, не обижают ли его здесь. И что же я вижу? Я вас спрашиваю, что это такое?
Незваный гость поспешно ретировался, а Мелис вздохнул:
— Зря вы так, госпожа. Он теперь расскажет всей деревне, что у меня гости из-за гор, их здесь боятся…
— Ну так и что! — перебила его Нелл. — Пусть боятся!
— Нет, вы не понимаете… В Загорье полно всяких чёрных магов и прочих… Теперь мне и вовсе тут житья не будет…
— А что, это такое у тебя житьё? — воинственно осведомилась Нелли. — Всякий обормот приходит, хамит тебе… Кстати, почему это?
Мелис немного помялся, а потом сказал:
— Понимаете, это из-за родителей и дедушки. Отец у меня в Загорье сгинул, а дедушка всегда отличался от наших, деревенских… Он всегда говорил, что у некоторых есть своё, особое предназначение. Он сам как будто искал что-то всю жизнь, мне разные истории рассказывал о своих путешествиях, о древних пророчествах… А потом вдруг, знаете, пропал… Все в деревне надо мной смеются, считают полоумным, потому что вот скрипку эту хранил, словно ждал чего-то. И дождался! — торжествующе закончил юноша. — Ведь вы пришли!
Эйлин продолжала недоумевать. Он говорил так, будто ждал их прихода всю жизнь. Непонятно, впрочем, как они сюда попали и откуда у неё, Эйлин, такие способности. Да и Нелли ранее не блистала такой игрой на скрипке. Стоя посреди грязной полутёмной горницы, Эйлин пыталась уложить в голове все факты. Но факты, как известно, — вещь упрямая. Они никак не складывались в какую-то цельную картину.
