Если бы вы были страусом… — здесь ему пришлось на некоторое время прерваться, ибо Старейший Лев зашёлся в ещё более бурном приступе кашля, заставив его замолчать, пока он не сможет взять себя в лапы. — Скажи мне, если бы вы были страусом, как бы вы прятались от таких, как вы сам? Львы, леопарды, стаи гиен и диких собак… какой была бы ваша тактика?
Он затаил дыхание, ожидая ответа.
— Мне чрезвычайно трудно представить себе такую ситуацию, — величественно изрёк Старейший Лев, — но одна вещь кажется очевидной даже тому, кто находится на самом верху пищевой цепочки. Прятать голову, продолжая выставлять напоказ всё своё тело, кажется мне верхом абсурда…
— Я всегда это говорил! — взволнованно вскрикнул молодой страус.
Старейший Лев бросил на него взгляд, не ставший менее властным и угрожающим ввиду ревматизма.
— Последнего перебившего меня я съел, — заметил он в сторону.
Страус смиренно извинился, а Старейший Лев продолжил:
— Как я уже говорил, по-настоящему творческим подходом было бы изменить сам принцип, спрятать тело, оставив видимой только голову — и таким образом, уточню, гораздо лучше контролировать ситуацию. — Он помолчал и задумчиво добавил: — Я доверюсь тебе, наивный обед, что мы, львы, далеко не так хитры, как ты, очевидно, предполагаешь. Мы — рабы привычки, рутины, как, впрочем, и большинство животных. Столкнувшись с торчащей из песка страусиной головой, любой лев недоумённо моргнул бы, покачал головой и отправился искать еду где-нибудь в другом месте. Уверяю тебя.
— Прятать тело, а не голову! Да… да… о, да! — молодой страус пританцовывал от восторга, что является зрелищем вельми редкостным, и даже мудрые, усталые, зловещие глаза Старейшего Льва округлились при виде этого. — Спасибо вам, сэр… сэр, спасибо вам! Представьте себе, какое чудо — вы, лев, изменили ход истории страусов!
Собираясь умчаться, он поколебался, но всё-таки сказал:
— Сэр, я бы с радостью позволил вам проглотить меня из благодарности за этакое откровение, но тогда некому было бы донести благую весть до моего народа, и это было бы с моей стороны непростительно. Я надеюсь, вы осознаёте мою дилемму?
— Да, да, о, да, — ответил Старейший Лев, имитируя ворчание. — Уходи сейчас же. Я вижу, как мои львицы возвращаются домой и несут мне более вкусную еду, чем ножки в хрящах и перья в пыли. Уходи, глупый обед.
Две львицы действительно возвращались, и молодой страус ускользнул от их внимания, не зарыв некую часть себя в песок или ещё куда-нибудь, а пустившись наутёк со всей возможной скоростью. Он бежал почти всю дорогу домой, настолько был взволнован и экзальтирован переполнявшим его вдохновением. Прибыв на место, он не позволил себе передохнуть, а незамедлительно начал распространять слова мудрости, полученные от Старейшего Льва.
— Не голова, но тело!! Сколько поколений мы поступали неверно! Прячьте тело, но не голову! — так он стал проповедником нового откровения, странствуя без устали, дабы донести благую весть до всех страусов, что готовы были слушать. — Тело, а не голова!
Некоторое время спустя одна из львиц Старейшего Льва, навещавшая семью, сообщила, что заметила нескольких страусов, при виде её быстро зарывшихся в песок так, что остались видны только головы, торчавшие из песчаных холмиков и смотревшие на неё сверху вниз с серьёзным видом.
— Вы никогда не видели ничего подобного, — сказала львица. — Они были похожи на пушистые кочаны капусты с клювами.
Старейший Лев уставился на неё широко раскрытыми глазами, подобно страусам.
— Они купились на это? — прорычал он недоверчиво. — Да ты смеёшься! Они действительно… с высоко поднятыми головами? Они все?
— Все, кого я видела, — ответила львица. — Я никогда в жизни так много не смеялась.
— Они купились на это, — ошеломлённо повторил Старейший Лев. — Ну, я, конечно, надеюсь, что ты съела хотя бы парочку, чтобы научить их… ну, научить их хоть чему-нибудь.
Он был основательно сбит с толку.
Но львица покачала головой.
— Я же сказала, я слишком сильно смеялась, чтобы даже думать о еде.
Старейший Лев удалился в самый тёмный угол своей пещеры и лёг. Тогда он больше ничего не произнёс, но две львицы слышали, как в ночи тот бормотал снова и снова:
— Кто ж знал? Да кто ж знал?
С того дня и по день сей, в том весьма отдалённом уголке Африки, все страусы в случае опасности мгновенно прячутся, оставляя на виду только головы. Трюк срабатывает не всегда, но, учитывая, что хищниками при виде столь нелепого зрелища почти неизменно овладевает всеохватывающий истеричный смех — доводящий львов до инфаркта, леопардов — до сердечного приступа, — показатели страусиной выживаемости поистине замечательны.
Мораль: Глупость побеждает, пока она достаточно глупа.
Перевод — Антон Лапудев
