мы воспринимали все происходящее с нами как одно большое приключение.
Под Сандомиром, 21 июня 1941 года
Расположившись в вечерних сумерках возле своих четырехместных палаток, мы затеяли ожесточенный спор. С длинной речью выступил мой водитель мотоцикла Рулл, которого все называли не иначе как Этте.
– Все ваши утверждения – полная чушь, – заявил он. – Поверьте мне, это не что иное, как большие маневры. В противном случае против кого мы должны выступить?
– А ведь Этте прав. У нас все-таки с русскими договор, – поддержал Рулл а старший стрелок Пшибыльский, бывший у меня вторым стрелком и прикрывавший во время езды нашего водителя сзади.
Его говор с головой выдавал в нем выходца из Верхней Силезии.
– Так-то оно так, но если не русские, то тогда кто? – подал голос низкорослый ефрейтор Хеллер.
Мне тоже захотелось высказать свое мнение:
– Насколько можно судить, в последние три дня мы двигались на восток вместе с тремя, а то и четырьмя дивизиями. Даю голову на отсечение, что это не учения.
На некоторое время все замолчали, и я подумал, что будет жалко расставаться со столь гостеприимными жителями Виттенау. Мне вспомнилось, как на марше к нашей роте со всех сторон присоединялись все новые и новые подразделения, объединяясь в гигантскую войсковую колонну.
– Мой родственник из Берлина написал, что в партийном еженедельнике «Рейх» появилась статья Геббельса «Крит – тренировка перед Англией?», – решил я задать тон разговору. – Интересно, что сразу же после выхода весь тираж газеты был конфискован. Похоже, влияние Геббельса заметно снизилось, и в политическом отношении он стал превращаться в карлика!
(Теперь со всей очевидностью можно утверждать, что трюк с тиражом являлся отвлекающим маневром.)
– Нашел чему удивляться, ведь Геббельс, как сейчас принято говорить, действительно является «сморщенным немцем»[9], – заметил Рулл и громко расхохотался.
Рулл относился к разряду людей, которые громче всех смеются над собственными, пусть и не очень удачными, остротами.
– И что из этого следует? – поинтересовался Антон Антек, который ничего не понял из сказанного нами.
– Антек, дружище, как можно быть таким бестолковым? – начал кипятиться Этте Рулл. – Ясно ведь, что Йозька выболтал нечто такое, что составляет государственную тайну.
– Да, но Англия находится все же на западе, а мы маршируем в восточном направлении, – задумчиво произнес Хеллер.
– Хочу напомнить о последних слухах о Кавказе, – попытался я найти разумное объяснение складывающейся ситуации. – Русские, видимо, согласились пропустить нас через свою территорию с тем, чтобы мы смогли добраться до Кавказа, а оттуда направиться в Египет. Роммель[10] же выдвинется нам навстречу!
– Ух ты! Вот это было бы настоящим делом! – воодушевился Рулл. – Так мы смогли бы схватить англичан за горло за пределами их проклятого острова.
Мы, основываясь на бродивших слухах и домыслах, еще некоторое время продолжили обмен различными предположениями, рассматривая возможности, от которых кружилась голова. Наконец все разошлись по своим палаткам, а Этте первым заступил на пост по охране нашего расположения.
На последнее дежурство меня разбудил Хеллер. Я сладко зевнул и несколько раз похлопал себя руками, чтобы немного согреться и размяться. В это время раздался гул моторов, и в небе прямо над нашими головами в предрассветных сумерках поплыли тени самолетов, летевших на восток.
– Ого, куда это они? – удивленно спросил я.
– Видимо, началось что-то серьезное, – предположил Хеллер. – Это уже вторая эскадра, пролетающая над нами.
Через полчаса на востоке послышался грохот. Между тем совсем рассвело, и мы смогли отчетливо различить типы самолетов, возвращавшихся после бомбежки эскадр, – то были «Юнкерсы» Ю-88. Вскоре с запада начали надвигаться тяжелые бомбардировщики Хе-111.
Несмолкаемый гул в небе разбудил всех, и из своих палаток один за другим стали выползать мои товарищи по оружию. Одни с любопытством, другие озабоченно принялись спрашивать о том, что, собственно, произошло. Тем временем на открытом вездеходе командира роты на полную громкость включили радио, и послышался знакомый всем голос:
– …Советский Союз постоянно наращивал свои войска на немецкой восточной границе… и в последние недели перешел к нескрываемым нарушениям государственной границы. Поэтому я принял решение вновь передать судьбу и будущее Германского рейха, а также нашего народа в руки немецких солдат!
– Все молчат, но наверняка подумали одно и то же. Это война с Россией, и она сахаром не будет, – озабоченно покачал головой командир нашего отделения унтер-офицер Рашак.
Теперь горькая и суровая действительность дошла до каждого – на востоке наши товарищи по оружию уже перешли государственную границу. И скоро очередь дойдет до нас. Через час вся наша рота была уже на марше.
Луцк, 26 июня 1941 года
«Шшш… бум, шшш… бум!» – разрыв следовал за разрывом. С юга, где за лесом стояла русская батарея, доносились выстрелы орудий. Снаряды со злобным шипением проносились над нашими головами и с адским грохотом беспорядочно вгрызались в мягкую кладбищенскую почву, разнося в клочья ограды и надгробные плиты. В воздухе летал град камней, осколков и комьев земли.
Я скорчился в свежеразвороченной могиле и крепко сжимал в руках свой пулемет MG-34, непроизвольно прижимаясь к земле при каждом разрыве. При этом мой стальной шлем всякий раз ударялся о каску моего второго стрелка, делавшего точно такие же движения мне навстречу. В короткие промежутки между разрывами мы поднимали головы, с побелевшими лицами, не произнося ни слова, смотрели друг на друга. Причем мой взгляд каждый раз почему-то упирался в огромный надгробный камень, испещренный древнееврейскими письменами.
Надо же было такому случиться, что свое боевое крещение мне пришлось принять именно на еврейском кладбище. Судя по всему, моему второму стрелку Антеку приходили в голову аналогичные мысли.
– Я, наверное, стал евреем, и мне суждено лежать на еврейском кладбище, – шептал он.
– Антек, дружище! – попытался я сбросить охватившее меня уныние. – Одно прямое попадание в эту могилу, и сам черт не разберет, кто здесь лежит!
По телу лежавшего рядом с нами старшего стрелка Пшибыльского пробежала дрожь, и было непонятно, то ли он озяб, то ли еще что. Тут совсем близко от нас разорвался снаряд, и меня тоже охватил озноб.
Антек некоторое время настороженно прислушивался, а потом изрек:
– Перестаньте трястись! У русских закончились снаряды!
С этими словами он вскарабкался на край могилы и застыл, словно изваяние.
Действительно, наступила полная тишина. Тогда я взгромоздил свой пулемет на земляной вал, подтянул к нему ящик с боеприпасами и уселся рядом со старшим стрелком.
Из-за надгробных камней, вылезая из воронок и покидая укрытия за остатками кладбищенской ограды, появились наши боевые товарищи из состава 1-го взвода. Для
