военная косточка, подводник, и дед его в войну на торпедоносце ходил, и отец в Соловках в школе юнг учился. У него на атомной лодке не служба, а сплошная наука была. И он это любил.
— Ну, и без лодки своей Антон не пропадет. Высшее техническое образование, языки знает, два военных ордена в мирное время. Найдут ему работу! Меня больше беспокоит, как они с Тимкой встретятся.
— Подумала бы лучше обо мне. Как я с Тимкой расстанусь.
— И думать не буду. Куда это он его от нас заберет? Ни кола, ни двора! Да и сам Тимка не захочет. Антон к нам, когда приезжал? Когда Тимур в первый класс пошел. А сколько раз он об отце спрашивал после этого? Разве что в первое время. Как о матери, так и об отце — ни словечка. Молчит.
— По разному он молчит, Зинуша, вот в чем дело. О матери он молчит, потому что мало думает о ней, а вот об отце…потому что думает слишком много.
— Ой, мудришь ты Миша.
— Да нет, просто слишком хорошо знаю своего Кутика.
— Точно, что «твоего». Он же денечка без тебя не проживет.
— То-то, что не проживет. Потому и боится лишний раз об отце спросить. А я уж не знаю, на какой козе к Тимке подъехать, чтобы, объяснить, что Антон не злодей, который хочет отобрать его у нас. И я папой-Мишей для него на всю жизнь останусь.
В это время из дверей высунулась Тимкина вихрастая голова.
— Пап-Миша, можно мне во двор на качели?
— Иди сюда. Завтра перед уроками подойдешь к Лесе Ивановне, и что она тебе скажет, то и сделаешь.
— Ладно-ладно. Ну, можно на качели?
— Можно, но завтра. Понял? Веревки я поменял. Вот только думаю, не переставить ли столбы подальше от забора. Уж больно лихо вы с Сенькой раскачиваетесь. Соседи боятся, как бы вы к ним на веранду не залетели. А сейчас — марш в свою комнату под домашний арест!
— За что?!!
— За то! Цветы — отдельно, крысы — отдельно. И чтобы в кабинет биологии без дела нос не совать.
Спать легли поздно. После программы «Время» смотрели по телевизору любимый фильм «В бой идут одни старики». Тимку отправили спать в десять часов. Но он, уже в пижаме, столько раз выходил «попить воды», что, в конце-концов, очутился у Михаила Петровича на коленях, где и задремал.
Последней легла спать Зинаида Васильевна. Вспомнила, что не замочила на ночь рабочий комбинезон мужа и встала уже с нагретой постели. Когда возвратилась, Михаил Петрович крепко спал. А у нее сон пропал. С чего-то вспомнилась золовка, Тимкина мамаша, которая пятый год безбедно жила в Канаде и вестей о себе не подавала. Михаил сам о ней узнавал через своих одноклассников, которые уехали в Торонто в одно с ней время.
И как это в одной семье один ребенок вырастает таким хорошим, как Мишка, а другой уродом. Не в смысле красоты, конечно. Надька была в поселке первой красавицей. Выше брата на голову, талия, как у артистки Гурченко, кудри по плечам и глаза! Огромные серые с темным ободком… У Тимки такие же, и еще волосы вьются, потому все говорят — в мать. А в нем гораздо больше от Антона, гораздо больше! И бровки прямые в ниточку, и нос — совсем даже не вздернутый, и губка верхняя забавно так выпячивается. А что волосы вьются, так они и у Мишки вились…когда были. Только они с сестрой — русые, а Антон и Тимка — чернявые.
Потом Зинаида Васильевна подумала, а не подкрасить ли ей волосы хной, как советовала сестра Клара. Стала прикидывать, стоит ли делать это самой или пойти к подруге Насте в парикмахерскую. Потом вспомнила, что обещала той рецепт сладкого плова, прикинула, во что же он обойдется ей по нынешним временам, стала перемножать и складывать граммы и рубли, путая одно с другим, и, наконец, задремала.
На следующее утро Тимка, как было строго наказано Михаилом Петровичем, до занятий подошел к учительнице географии и вместе с ней отправился восстанавливать дипломатические отношения с биологичкой. Говорила в основном Леся Ивановна, а Тимка стоял, скромно потупив голову, и рассматривая шнурки на кроссовках. Они были разные. Один был красный, а другой — белый — знак братского единства с Арсением, то есть Сенькой Лозовым. И не было у него предчувствия, что их дружба, спаянная манной кашей еще в детском саду, вскоре может подвергнуться суровым испытаниям,
День был обычный с о-очень короткими переменами и скучными длинными уроками. Девчонки после уроков растоптали мел у доски. Но от уборщицы тряпкой попало не им, а Сеньке, который своими кедами наследил в коридоре. Из-за такой несправедливости он разозлился и выбросил через окно рюкзак одной из чересчур наглых девиц. Поскольку класс их был на первом этаже, ничего с ее «бэгом», разумеется, не случилось. Но визжала Катька, как резанная, и классная велела Сеньке принести рюкзак назад. Спрашивается, зачем?! Чтобы лишний раз таскаться с ним по школе?
Потому Сенька, не будь лохом, спустился во двор, зашвырнул рюкзак в окно и умчался домой под кудахтанье всего женского состава пятого «б».
Поскольку была пятница, друзья договорились отпроситься у домашних и вечером отправились играть в футбол на школьном дворе.
После победы «Зенита» на кубок УЕФА многие пацаны в поселке заделались футболистами. И Тимка с Сенькой туда же.
— Чтоб до ужина были дома! — крикнул Михаил Петрович Тимке вдогонку. — Бэкхэемы!
— Не-е! дядя Миша! — оглядываясь на бегу, крикнул Сенька. — Я — Погребняк, а Тимка — Малафеев!
Михаил Петрович хмыкнул и принялся выдирать гвозди из обветшалых ступенек летней беседки, когда-то названной его сыном Володькой «Монплезиром». Правда, три первые буквы со временем сами по себе отпали, и постепенно деревянное строение из старых досок и фанеры, увитое хмелем, стало именоваться «Плезиром».
Когда-то взрослые усаживали маленького Тимку внутри беседки на ковер и оставляли с кучей игрушек и книжек, а сами занимались во дворе и на огороде всякими неотложными делами, не теряя мальчишку из виду.
Больше игрушек парнишку развлекали узоры на
