детского грузовика, которые давали напрокат в нашем городском парке. Фотография была сделана, по всей видимости, этой весной на майских праздниках. Мальчик был одет в детскую военную темно-зелёную шинель образца времён Великий Отечественной войны, а на голове красовалась пилотка. Детские глаза светились счастьем, его улыбка была заразительной, и я тут же поддался ей, невольно просияв, будто это был мой ребёнок.
— Это Егор, — вдруг сказал Лёшка всё с той же серьёзностью, — он — самое дорогое, что у меня есть… — Алексей снял свою обгоревшую на солнце зелёную кепку и посмотрел на неё так, будто видел в её затёртых от времени швах что-то поистине важное. — Никогда не думал, что человек может так сильно кого-то любить…
Я промолчал, не зная, что ответить. В охватившей нас тишине мы просидели целую минуту. Вдруг он посмотрел на меня и улыбнулся какой-то снисходительной улыбкой, будто понял, что мне, не испытавшему чувство отцовства, сложно его понять, но он меня прощает. И я, действительно, его тогда не прочувствовал, но в то же время ощутил лёгкий налёт одиночества. Я вдруг понял, что завидую ему… Завидую тому странному парню из детства, по сравнению с которым я всегда считал себя лучше, богаче, перспективней… Я даже сам не знал, отчего я смотрел всегда на него свысока: то ли, потому что он был из бедной семьи и во двор всегда выходи́л в старых заштопанных матерью штанах… В следующее мгновение мне стало стыдно.
Я снова вернулся в реальность и представил, как Лёшкин сын кричит за стеной, заступаясь за папу.
— Да… — вздохнул я, погрузившись в грустные мысли. — Лёха добряком был, покладистый такой…
— Не то слово! — живо подхватила бабуля. — Что ни попроси, мигом сделает. Помню, подошла, говорю: «Лёшь, помоги занавески снять, постираю», а он мне: «Сейчас приду, баб Люб, всё организуем!». Две минуты, и он тут как тут. Безотказный был… А как ребёнка своего любил, мамочка моя родненькая! — бабушка изобразила удивление и взялась руками за лицо, покачав головой. — Там такая у них с Егоркой любовь была, о-о-ой! Что ты! Как придёт с работы, так начинают друг за дружкой бегать, он потом ребёнка себе на спину садит, а сам на четвереньках ходит, ну в ковбоев, значит, играют, ага! А маленький всё заливается смехом, да кричит ему: «Папа! Папа…» — тут у бабушки дрогнул голос и она осеклась. По щеке робко покатилась слезинка, которую она тут же смахнула и проморгалась.
— Знаешь, я слушала этот смех и мне как-то легче на душе становилось. Всё представляла, что это мой правнук бегает…
В этот момент у меня в груди сильно защемило. Я встал со стула и подошёл к бабушке, крепко обняв её.
— Ничего бабуль, не переживай, — сказал я, поглаживая её по седой голове, — будут у тебя правнуки… Поверь, мы с Юлей делаем всё, что от нас зависит!
Она подняла голову, и серьёзно на меня посмотрела, после чего тихо улыбнулась.
— Только вот что я тебе скажу, внучок, — вдруг сказала она наставительным тоном, — жизнь — она ведь всё по местам расставляет и каждому по заслугам даёт. Ленка, вон, хотела от Лёшки-то избавиться… Так и получилось, да вот только счастье в дом не пришло. Даже деньги не помогли.
— Какие деньги? — не понял я.
— Оказалось, что семьям погибших компенсация положена, полтора миллиона! Ага! Вот и Лена её тоже получила. Казалось бы, одним выстрелом двух зайцев положила — и от мужика избавилась и денег заработала, да не тут-то было…
Я посмотрел на бабушку с видом человека, который ничего не понимает.
— То ли она изначально такая была, но до поры до времени держала себя в руках, то ли её этот Виталик на дно потащил, но суть в том, что начали они пить… Каждый божий день. Да спились до такой степени, что пропили все деньги, которые за смерть Лёшки выплатили! Даже на учёбу Егорке не отложили… Батюшки, чего тут только не было… Пьянки, гулянки… Господи, бедный ребёнок, спаси его и сохрани! — бабушка повернулась к углу комнаты, где под занавеской на полке стояли иконы, и перекрестилась. — Виталику-то чужое дитя не нужно, а Ленка до того опилась, что даже кормить ребёнка перестала. Егор ко мне каждый день приходит… Я его подкармливаю.
У бабушки очередной раз за вечер заслезились глаза, и она на минуту замолчала. Я тоже не проронил ни слова.
— Ты знаешь, — снова начала она, — а ведь Виталик их поколачивает. Мало того что Лена частенько с фингалами ходит, так ещё и маленькому достаётся, — бабушка понизила голос почти до шёпота, будто боялась, что нас могут услышать. — Егорка ко мне заходит, рассказывает… Я пока его чаем с печеньями угощаю, ребёнок со мной всем делится. Давеча вот говорил, что Виталик заставлял его всю ночь в углу стоять на коленках.
— Господи…
— Вот именно. Я спрашиваю у него, кто ж это тебя так наказал? А ребёнок знаешь, что ответил?
Я внимательно посмотрел бабуле в глаза не в силах что-либо произнести.
— Это, говорит, меня дядя Виталик наказал за не убранные вечером игрушки.
В следующее мгновение дверь в квартиру приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась белёсая голова.
— А вот и Егорка, — сказала бабушка и крикнула в сторону прихожей: — входи, солнышко, не бойся!
Дверь распахнулась ещё шире и в квартиру зашёл маленький худощавый мальчик с короткостриженой светлой головой. На нём были одеты серая запачканная дворовой пылью футболка и зелёные шортики, под которыми виднелись худые сбитые колени. С присущей детям опаской он оглядел меня, после чего посмотрел на бабушку.
— Не бойся, — повторила она и протянула к нему свои морщинистые руки, приглашая в объятия.
Ребёнок нерешительно подошёл к ней, и та поцеловала его в белобрысую макушку. Детский взгляд сразу упал на обеденный стол со стоявшими на нём тарелкой с печеньями и банкой грушевого варенья.
Вблизи я смог разглядеть его лицо получше. Он был точной копией Лёшки, когда мы с ним были в таком же возрасте. Кожа вокруг его глаз имела красноватый оттенок, который таял с каждой секундой, что говорило о том, что совсем недавно он плакал. На левой скуле Егора проступала красная отметина, какие обычно остаются после пощёчины. Мне вдруг стало жалко этого маленького человека. Мной овладело дикое желание как-то помочь, что-то дать ему, и я не нашёл ничего лучше, чем взять со стола печенье «топлёное молоко» с нарисованной на нём коровой, и протянуть его ребёнку.
В это мгновение на площадке показалась Лена. Её было не
