как все романцы, за душой ни гроша, но очень-очень родовитый. Все у него как полагается: на лбу герб, из задницы перья торчат. Прямой потомок Ромула и Рема, а заодно и Александра Великого.
Положил он глаз на дом Джульетты: там и денег гора, и девочка-ягодка. Потерся он около папаши, того и повело. Старик твердо решил отдать дочь за этого маркизишку и отрекся от давнего договора с соседом. Тут распря и началась. Но сначала драки не предполагалось. Старики просто надулись друг на друга - и все.
Джульетта отказала жениху-выскочке, однако отец поклялся, что добьется своего. Тогда Ромео решил с ней бежать: хотя бы на время скрыться куда-нибудь, чтобы подмочить гордость маркизу. Ночью он проник в дом возлюбленной, но наткнулся на ее брата. Тот, надо сказать, был хорошим малым и держал сторону сестренки. Но на беду, она не поверила его в свою тайну. В темноте брат принял Ромео за маркиза, задумавшего снять пробу до свадьбы, и, не разобравшись, кинулся на него с клинком. Ромео хотел отбить удар, и брат Джульетты, вообрази беду, угодил кадыком прямо на острие его оружия... Согласись, Серджо, это похоже на правду. Так в жизни и случается - глупо и по-идиотски нелепо.
Отец, конечно, не поверил Джульетте. Он нанял этих... "киллеров". У нас их тогда "тарантулами" называли. По счастью, пожадничал, взял "тарантула"-дилетанта. В итоге Ромео спасся. Отец велел ему убраться из города, а сам уж не поскупился на полсотни саксонских наемников. Услышав об этом, папаша Джульетты набрал какой-то турецкий сброд. Тут-то резня и началась по полной программе. Саксонцы затеяли схватку с турками прямо на главной площади. Глядя на них, весь город разбился на две партии, кто за винаря, кто за шелконоса - и пошли друг другу кишки на мостовую пускать.
А надо сказать, в тот год по всей Европе гуляла великая Чума. И в Верону она завернула чуть ли не на другой день после битвы саксонцев с турками. Прямо Божья кара!
Так в Вероне началось не лучшее времечко. Горожане резали друг друга, а Чума торопилась косить тех, кто успевал уцелеть до ночи. Маркиз то ли смылся, то ли помер. Благоразумные люди стали убеждать отца Джульетты по-христиански простить Ромео. Мол, тогда и Чуму Господь прогонит, но старика совсем заклинило.
Тогда один находчивый священник убедил его, что на всякий случай Джульетту надо исповедать, а то не ровен час... Он-то и научил Джульетту, как с помощью лукового отвара и вишневого дегтя навести на теле бубонные знаки. И дал ей особое сонное зелье.
На другой день бедный папаша уже оплакивал свою дочку. Тот же падре внушил ему якобы последнюю волю Джульетты: не предавать тело огню, как положено для умерших от Чумы, а оставить в новом склепе, за пределами города, ровно на сорок дней, пока душа полностью не потеряет связь с телом. Джульетта, видите ли, с детства очень страшилась огня... В тот же день падре послал своего человека к Ромео, скрывавшемуся в Неаполе. Но Чума догнала гонца в дороге, а вскоре прихватила и самого священника.
Узнав о смерти возлюбленной, Ромео купил яд у какого-то аптекаря и поспешил на родину. Он забрался в склеп, увидел свою бедную Джульетту, всплакнул и опрокинул склянку в горло. Желудок ему скрутило, и он упал без чувств. Тут как раз Джульетта и очнулась. Глядь - а рядом Ромео не в лучшей, можно сказать, форме. Первая мысль у бедняжки: ее суженый умер от Чумы. Только по-настоящему. Она увидела у него на поясе кинжал, вынула его из ножен, ударила себя под левую грудь... ну, и свалилась тут же, рядышком.
В общем, Серджо, на этом весь Шекспир кончается. А начинается все самое веселое и хорошее, как и полагается у нас, в Италии. Яд оказался фальшивым, как и все, что продают эти неаполитанишки, только желудок бедному Ромео вспучил. Парень просто переволновался и упал в обморок. А что, спросишь, Джульетта? Ты думаешь у такой неженки лет четырнадцати от роду хватило бы сил сделать себе харакири? Только, кожу себе проколола - и тоже бух от страха и боли в обморок.
Короче говоря, к вечеру, по холодку, они очнулись. Сначала подумали, что оба - на том свете. Но потом сильно засомневались, сообразив, что бесплотные тени заниматься любовью не спешат. А тут почему-то очень хочется. Ромео натаскал в склеп сена, продал где-то свой дорогой кинжал, и этих денег хватило покупать провизию и свечи целый месяц.
Тем временем, Чума помирила их отцов, положив стариков в обнимку в одной чумной яме, и прибрала в городе оба семейства до единой души. Немногим позже последний живой священник Вероны, исполняя предсмертную волю отца Джульетты, пошел к склепу отслужить молебен. Подходит - а оттуда доносятся всякие-такие охи и ахи. Падре дал деру, подумав про чертей. В ближайшей таверне он перевел дух, ну и с граппой заодно набрался-таки храбрости. Вернулся к склепу, заглянул в щелку - да так и загремел со ступенек крыльца.
Влюбленные смекнули, что их застукали, наскоро оделись, и, выскочив наружу, бросились в ноги святому отцу. Мол, не выдавайте нас, падре. А тот прослезился - наполовину от горя, наполовину от радости - и ответил им, что выдавать их осталось только праотцам, а в те края ему еще не охота.
Спустя несколько дней Чума оставила город, пощадив немногих, в том числе и святого отца. Он-то, будущий основатель монастыря Благовещенья, и обвенчал двух чудом уцелевших голубков. Вот как было в действительности...
- Значит, "нет повести счастливее на свете..."? - подытожил я. - Не удивлюсь, если узнаю, что пил вино с прямым потомком Ромео и Джульетты.
- Кто знает... Кто знает... - таинственно улыбнулся Мауро, и мы подняли бокалы за всех наших предков.
История 3. ЗОРРО БЕЗ ГОЛОВЫ!
Необыкновенную историю рассказал мне один дальнобойщик, когда я путешествовал автостопом по американской глубинке. Это был седовласый "рыцарь дороги" с ирландским черепом и длинными, свисающими подковой усами. Подсев к нему, я долго пялился на соломенную куклу, приклеенную скотчем прямо к приборной доске. Странный талисман: натуральный всадник без головы!
- Не все сразу, сынок, - таинственным голосом проговорил Уэйн, так звали водителя, и раскололся, только когда мы основательно сошлись во взглядах на жизнь. На это потребовалось миль эдак триста.
Под вечер мы перекусили в придорожной забегаловке. Выйдя из нее Уэйн двинулся не к своему фургону, а
