Георгий Сергеевич умел находить ключ к сердцам людей, отличался строгой логикой мышления, умением делать верные обобщения, убеждать.
— На заводах и в колхозах, в общественных организациях, — горячо говорил он, — наши воины прошли школу коллективизма, получили хорошую закалку. Среди офицеров, сержантов и рядовых есть коммунисты с большим партийным стажем. Во время лагерной учебы бойцы освоили боевую технику, научились неплохо выполнять свои обязанности.
— Все это верно, — согласился я. — У нас опытный командный состав, крепкое ядро, большая партийная прослойка. Поэтому есть все основания считать нашу 58-ю вполне боеспособным соединением, хотя еще и недостаточно закаленным.
Конечно, за три месяца сформировать бригаду — обучить личный состав, сколотить подразделения, полки — невероятно трудно, ведь в мирное время на это уходило два года. В нашей подготовке, разумеется, остались еще слабые места. Меня, например, беспокоила артиллерийско-стрелковая подготовка офицерского состава, стрельба орудийных расчетов по движущимся целям. Не совсем четко были отработаны вопросы управления подразделениями и огнем в динамике боя. Все это нам предстояло по-настоящему освоить уже на фронте...
Поезд шел по землям, где побывали фашисты. Пепелища Тихвина и руины Волхова, стертые с лица земли рабочие поселки и деревни говорили о жестокости врага, суровых боях, которые шли здесь совсем недавно. К вечеру третьего дня пути мы уже были недалеко от линии фронта. За станцией Жихарево эшелон пошел по ветке, ведущей к берегу Ладожского озера, проложенной после прорыва блокады Ленинграда в январе 1943 года. От противника нас теперь отделяла лишь узкая полоска земли. Стояли ленинградские белые ночи, кроме того, со стороны Синявинских высот противник непрерывно освещал местность ракетами. Было светло как днем.
Этот опасный участок проскользнуть незаметно нам не удалось. Над эшелоном просвистел снаряд, затем второй, где-то рядом ухнул разрыв... Судя по его силе, эшелон обстреливала тяжелая артиллерия. Беглый огонь чередовался с методическим, снаряды ложились все ближе к составу. Неприятно чувствовать себя мишенью и сознавать, что не можешь нанести ответный удар.
Вдруг раздался пронзительный скрежет тормозов, нас бросило к стенке вагона. Поезд остановился. Вражеский снаряд разорвался перед паровозом, следующий разбил автомашину на платформе, еще один угодил в вагон с боеприпасами в хвосте эшелона. Вспыхнул пожар. Нужно было как можно быстрее вывести состав из зоны обстрела.
Шейнин выделил артиллеристов в помощь железнодорожникам, а сам побежал к горящему вагону. Под огнем противника бойцы и железнодорожники отцепили вагон и потушили пожар. Вскоре послышались орудийные выстрелы с нашей стороны. Вражеские батареи замолчали.
Врач Зина Костюкова и военфельдшер Клава Мурина оказали первую помощь раненым и обожженным. Очень быстро путь был восстановлен, и наш состав двинулся вперед. Боевое крещение мы приняли...
К Ленинграду подъезжали ранним утром 3 июля 1943 года. Солнце только что взошло. Окутанный легкой дымкой тумана, огромный город даже в осаде выглядел величественным.
Эшелон шел по кольцевой ветке. Перед артиллеристами, собравшимися у раскрытых дверей вагонов, мелькали разрушенные дома, груды битого кирпича на асфальте, воронки от бомб и снарядов.
Выгружалась бригада на Варшавском вокзале. Нас встретил молодой коренастый майор с пышными черными усами. Это был начальник оперативного отдела штаба 18-й артиллерийской дивизии прорыва В. В. Моргунов.
После выгрузки эшелона и отправки подразделений в район сосредоточения мы поехали с ним в штаб дивизии, в состав которой была включена бригада. Ехали через весь город, и я сразу почувствовал его непреклонную решимость биться с врагом до конца. По улицам шли подразделения пехотинцев, моряков, артиллеристов, в садах и на площадях задрали свои тонкие стволы зенитки, проспекты ощетинились ежами и железобетонными надолбами.
— Какое сейчас положение в городе? — обратился я к Моргунову.
— Сравнительно спокойное. Если не считать, конечно, постоянных обстрелов и действий разведывательных групп противника. С нашей стороны наиболее активно сейчас воюет артиллерия. Она довольно успешно борется с артиллерийскими и минометными группировками немцев. Артиллерийская дуэль не затихает ни днем, ни ночью.
Машина затормозила у подъезда четырехэтажного кирпичного дома, стены которого во многих местах были выщерблены осколками.
— Вот и штаб, — сказал Моргунов, распахивая дверцу машины.
Командир дивизии полковник Б. И. Кознов, бритоголовый, с посеревшим от усталости лицом, принял меня сразу. Он стал расспрашивать о состоянии личного состава и техники. Я подробно доложил, упомянул и о ночном обстреле эшелона.
— Значит, уже успели и у нас понюхать пороху? — улыбнулся Борис Ильич. — Хотя для вас после Сталинграда это мелочи. Да, вражеская артиллерия открывает огонь по каждому эшелону, идущему в город, — немцы пытаются сорвать снабжение Ленинграда. Но и наши артиллеристы, разумеется, не молчат.
— Это мы почувствовали, — заметил я.
Борис Ильич подошел к столу, карандашом показал на карте линию переднего края. Затем ознакомил меня с группировкой войск противника, а также с группировкой наших войск в полосе обороны 42-й армии, которой была придана 18-я артиллерийская дивизия.
Разговор продолжался около часа. Кознов рассказал, что с 1 июля 1943 года дивизия приступила к переформированию. Из ее состава выведены 15-я пушечная, 38-я гаубичная и 15-я минометная бригады. Теперь дивизия имеет батарею управления, 65-ю легкую, нашу, только что прибывшую, 58-ю гаубичную бригады, 2-ю и 80-ю тяжелые гаубичные и 42-ю минометную бригады. Кроме того, скоро в дивизию должна войти 120-я Краснознаменная гаубичная артиллерийская бригада большой мощности, на вооружении которой имелись орудия 203-миллиметрового, калибра.
«Шесть бригад, вооруженных пушками, гаубицами и минометами, всего свыше 350 стволов, — огневая мощь довольно внушительная», — подумал я.
— Условия на Ленинградском фронте особенные, товарищ Скоробогатов, — сказал полковник. — Здесь сложились свои традиции и взгляды на боевое применение артиллерии в оборонительных и наступательных операциях. Вы должны понять эти особенности и постоянно учитывать их.
Затем он рассказал, что при прорыве блокады Ленинграда в январе этого года в стрелковых дивизиях наряду с артиллерийскими группами поддержки пехоты создавались контрминометные группы, обычно в составе гаубичного или минометного полка со средствами звуковой разведки. Создание таких специальных групп, обеспеченных звукометрическими станциями, явилось новым в боевом применении артиллерии.
— Придется и вам этим делом заниматься. У нас на фронте подавлению вражеских минометов уделяется большое внимание. При изучении звукометрических данных мы заметили, что батареи звуковой разведки записывают импульсы каких-то огневых средств противника, не характерные для импульсов орудийного выстрела. Появилось предположение, что на ленте запечатлены дульные волны от выстрелов немецких минометов. В декабре 1942 года на артиллерийском полигоне командующий артиллерией фронта генерал Одинцов провел опытные стрельбы из минометов разного калибра. Батареи звуковой разведки были развернуты на различных акустических базах и на разных
