острый нос «Нагльфара» пробьет небесную твердь, они прямиком попадут в Надзвездные чертоги. Все-таки к тому времени, когда вестники покинули землю Сольсурана, ему исполнилось уже десять лет, и больше игр со сверстниками и забав с маленькой царевной он любил рассказы о том, как устроен мир.
Тем более что вестники, в отличие от долгополых жрецов, свою мудрость в тайне не держали и объясняли все куда доходчивее, чем надменные книгочеи, которых отец выписал для обучения единственного законного наследника из далекого Синтрамунда. Жрецы, безусловно, владели мудростью Великого Се и умели толковать Предание, но ничего не видели дальше храмовых знаков. Что же до книгочеев, то, хотя они кичливо утверждали, будто являются последними хранителями мудрости древней Гарайи, на деле не могли толком объяснить, почему день сменяет ночь. А ведь жители погибшего града Двенадцати пещер умели создавать порталы и перемещаться по воздуху.
Предводитель вестников, младший сын которого был почти ровесником Синеглаза, не просто рассказал, но пригласил княжича на борт огненной колесницы, как в Сольсуране именовали звездные корабли, и предложил ему совершить путешествие на орбиту планеты.
Десантный звездолет «Пардус» хоть и уступал «Нагльфару» в размерах, но содержался в идеальном порядке, а в его трюмах вместо контрабанды хранилось различное ценное оборудование, с помощью которого вестники помогали жителям травяных лесов строить мосты и дороги, делать красивые вещи, лечить и учить людей. Однако генераторы защитного поля не менее надежно защищали экипаж от нежелательных визитеров, а плазменные установки были готовы отразить любое нападение. Впрочем, тогда Синеглаз на орудия и генераторы не глядел, поглощенный величием бескрайней пустоты космоса и хрупкой красотой родной планеты, окутанной, словно легкой фатой невесты, слоями облаков и воздушных потоков.
Тогда княжич впервые узнал, что это не Владыка Дневного света бороздит небосвод на белом зенебоке, а планета Васуки вращается вокруг него вместе с тремя лунами и другими небесными телами. Что же до звезд, то это вовсе не глаза предков и духов-прародителей, как любили рассказывать жители травяных лесов у очага, а огромные шары раскаленного газа, такие же, как Владыка. И почти каждый такой шар имеет свою планетную систему, многие из которых заселены вестниками.
Отправившись в путешествие со Шварценбергом, княжич надеялся на всех этих планетах побывать. Однако тут его ждало первое разочарование.
— Почему мы правим в сторону от Паралайза? — не мог взять он в толк, когда «Нагльфар», пройдя кротовину, соединявшую Васуки с системой, где находилась эта планета-курорт, вместо того, чтобы запросить разрешение на посадку, начал производить спешные маневры, намереваясь спрятаться в туманности и потихоньку улизнуть куда подальше.
— Что, салага, не успел в космос выйти, уже о пляжном отдыхе размечтался? — добродушно приложил гардемарина Шварценберг. — Рано нам еще на шезлонгах вверх пузом разлеживаться! Да и пустое пузо грей не грей, а полным оно все равно не станет. Надо сначала дело провернуть, а потом можно хоть на Паралайз — нежиться на солнышке, хоть на Сербелиану — игристым заливаться, хоть свою планету купить.
— Какое такое дело? — не понял Синеглаз.
— Время придет, узнаешь, — осклабился Шварценберг. — Тебе понравится! — заговорщицки улыбнулся он. — Тем более, в предстоящей нам заварушке тебе отведена, можно сказать, заглавная роль. Поэтому пока иди и не задавай лишних вопросов.
— Понимаешь, малыш, — положив княжичу руку на плечо, пояснил добродушный здоровяк Эркюль, зачем-то державший на борту корабля не менее десятка вертких и наглых мартышек и потому получивший от Саава прозвище Хануман или Обезьяний бог. — После гибели царицы Серебряной твоя планета считается закрытой, поэтому мы там высаживались, можно сказать, инкогнито. Если мы повернем в сторону Паралайза, то придется раскрыть патрульным наш маршрут. К тому же Паралайз — это курорт для богатеев, и я туда отправлюсь только в том случае, если этого потребует дело революции.
Что такое революция, Синеглаз представлял достаточно смутно. Вестники говорили, дескать, это что-то вроде переворота, в результате которого пришел к власти его отец, но как-то иначе. Одно он уяснил. За приглашением в надзвездные края стояла какая-то корысть. Это только вестники и царица Серебряная могли строить городские укрепления, ковать несравненной красоты и крепости мечи и лечить жителей травяных лесов, не требуя никакой платы, кроме песен и родовых легенд.
Синеглаз ради прогулки между звезд не пожалел бы ни звонких меновых колец, ни самоцветов, но старому пирату от него требовалось нечто другое. То, что княжич при всем своем желании не мог ему дать.
Когда он, неожиданно для всех и себя самого, обратился в горного кота и начал носиться по рубке, раздирая когтями обшивку, Шварценберг пришел в такую дикую ярость, словно в него вселился не только Трехрогий великан, но и хозяин Нижнего мира Хоал.
— Стоять! Сын асурской подстилки! Плазменную установку тебе в глотку! Ты что себе позволяешь? Немедленно вертай обратно! Нашел время шутки шутить!
Синеглаз хотел объяснить, что обратно он обернуться сможет не раньше, чем отец примет свое изначальное обличье. Но у него вышел только обиженный мяв, ибо звуки, которые он пока издавал, даже с большой натяжкой не получалось назвать рыком. Пытаясь объясниться, княжич метнулся в сторону приборной панели: но Шварценберг встал у него на пути.
— Ну, что застыли, словно слизни в вакууме? — заорал он на потрясенных членов команды. — Тащите сеть! Заприте этого пушистого ублюдка в трюме, пока он весь корабль не разнес.
Понимая, что дело пахнет жареным, Синеглаз пустился наутек. Он ртутью просочился мимо замешкавшегося Эркюля, сбил с ног двоих навигаторов и, домчавшись в десяток прыжков до грузового отсека, юркнул в спасительный лаз, благодаря Великого Се и духов-прародителей за то, что вдогонку ему не послали разряд плазмы. К счастью, применять импульсное оружие на кораблях строжайше запрещалось, за исключением абордажного отсека, и даже контрабандисты этому правилу следовали. Тем более «Нагльфар» выглядел настолько ветхим, будто его обшивку плели из сольсуранской многоцветной травы.
В этот раз княжичу, можно сказать, повезло. Отец пробыл в чужом обличии всего сутки, а на пути Шварценберга не оказалось ни одной червоточины. Только и этого времени хватило, чтобы понять: из Роу-Су покоритель космических просторов совсем никудышный.
Обычно Синеглаз, узнав, что ему придется вновь сменить облик на звериный, успевал удрать из Дворца Владык и Царского Града, чтобы вдоволь насладиться свободой и неповторимыми ощущениями, которые давало гибкое, упругое тело Роу-Су. Не так давно он научился самостоятельно охотиться, и пойманная в травяном лесу дичь стоила любых самых изысканных лакомств. И это не говоря о способности слышать, как стучат по камням на другой стороне ущелья копыта быстроногих косуляк, видеть, как сокращаются перепонки
