голову. В глубине души я знала, что Зейн, зная, как работает моё зрение и как трудно мне отслеживать движение, не стал бы так двигаться. Но что-то явно было не так с его воспоминаниями и…
Зейн схватил меня за руку и, опустив подбородок, глубоко вдохнул. Он вздрогнул и поднял голову. Мои глаза расширились. Так близко, как он был сейчас, я могла видеть знакомые линии и углы его лица, но я видела их… Я видела их более ясно, и это тоже не имело смысла. Его крылья заслоняли лунный свет, а свечение ближайших фонарных столбов было недостаточно близко, чтобы объяснить, как я могла так хорошо его видеть. Его черты были слишком отчётливы, и там… там действительно было это свечение.
— Ты думаешь, что сможешь справиться со мной, маленький нефилим? — спросил он.
Погодите. Что?
Все мои чувства обострились, и я уставилась на него.
— Маленький?..
Заживающая кожа и мышцы запротестовали, жарко вспыхнув, когда он притянул меня к своей груди. Его рука сжала мою талию, как стальная. Захват был сокрушительным, но контакт его тела с моим всё ещё был шоком для системы, рассеивая мысли и заставляя замолчать предупреждающие колокола, которые начали громко звонить. Он снова опустил голову, и всё моё тело напряглось в ожидании. Было много странного, но он собирался поцеловать меня, и я никогда бы не захотела…
Он зарылся лицом в мои волосы, ещё раз глубоко вдохнув.
— Твой запах… Я его знаю. Он зовёт меня. Почему?
— Потому что ты, э-э, знаешь меня? — предложила я.
— Может быть, — пробормотал Зейн, и на мгновение он просто обнял меня, и я начала воспринимать это как хороший знак. — Но ты… Я узнаю эту благодать. Она мощная. Как у Архангела, — сказал он, выплюнув последнее слово, как будто говорил о какой-то неизлечимой болезни.
Какого чёрта?
Я повернула голову, не в силах поднять руки оттуда, где они были зажаты по бокам.
— Зейн, это я, — сказала я, пытаясь понять, что происходит. — Тринити.
Он замер невероятно неподвижно.
— Есть кое-что важное: твоё имя, твой запах, — перебил он, снова вздрогнув, когда его хватка на мне смягчилась. — Я слишком много чувствую. Вся эта жадность и обжорство, отвращение и ненависть. Это внутри меня, наполняет меня.
Это… это звучало совсем не хорошо.
— Но ты потрясающе пахнешь. Опьяняюще. Это знакомо, — повторил он.
Он повернул голову, и я почувствовала его губы на своей челюсти.
Я ахнула, чувства были переполнены взрывом противоречивых ощущений. Моё тело было полностью на борту его близости, но не мой мозг или моё сердце.
— Отпусти меня, и мы выясним, что происходит.
Зейн не отпускал.
Он рассмеялся.
И этот смех… это был совсем не тот звук, который я любила и которым дорожила. Дрожь пробежала по моей коже, и не в весёлом, хорошем смысле. Его смех был холодным, даже жестоким, а в нём никогда не было ничего жестокого.
— Отпусти меня, Зейн.
— Перестань меня так называть.
Моё сердце дрогнуло.
— Это твоё имя.
— У меня нет имени.
— Нет, есть. Зейн…
— И я отпущу тебя, когда захочу, — перебил он. — Знаешь что, маленький нефилим. Я не хочу.
Хорошо. Я любила его всем своим существом, любила больше всего на свете. Я также была очень обеспокоена его психическим состоянием в данный момент. Я хотела помочь ему, и я бы помогла, но он действительно начинал выводить меня из себя.
— Перестань называть меня маленьким нефилимом, — предупредила я.
— Ты он и есть.
— Я Истиннорождённая, но ни то, ни другое не моё имя. Я Тринити или Трин.
Я извивалась, пытаясь освободиться. Низкий, животный звук вырвался из его горла.
— Отпусти меня, или я клянусь Богом…
— Богом? Ты клянешься Богом? — он снова рассмеялся. — Бог оставил нас всех.
Меня пронзил шок. Дикая смесь облегчения, замешательства, раздражения и чего-то гораздо более сильного и сокрушительного. Впервые с тех пор, как я узнала Зейна, я почувствовала страх в его объятиях.
Моё тело стало ледяным, и моя личная система сигнализации отреагировала на вспышку страха. Глубоко внутри меня вспыхнула моя благодать.
Зейн зашипел, в буквальном смысле зашипел, как злая, разъярённая кошка, когда внутри меня начала пульсировать благодать. Это было более чем странно.
Инстинкт взял верх. Извиваясь всем телом, я проигнорировала боль от всех заживающих ран и подняла колено, ударив его в пах.
Или, по крайней мере, я пыталась.
Зейн предвидел этот шаг. Моё колено ударило его по бедру. Волна гнева и быстро растущей паники захлестнула меня, когда моя благодать начала требовать, чтобы её выпустили, но я подавила её. Он был в замешательстве и только что вернулся из мёртвых с ангельскими крыльями, так что я не хотела причинять ему слишком сильную боль. Моя благодать сделает гораздо больше. Она убьёт его.
Сумев высвободить руку, я ударила его в челюсть, достаточно сильно, чтобы вызвать вспышку боли в костяшках пальцев, и он улыбнулся. Он улыбнулся так, будто я даже не ударила его, и изгиб его губ был неправильным. Он был ледяным и нечеловеческим.
— Ой, — пробормотал он. — Тебе придётся придумать что-нибудь получше.
Я ударила его ладонью, попав ему под подбородок. Он застонал от боли, когда оттолкнул, нет, отшвырнул меня в сторону. Я с резким визгом ударилась о землю на несколько футов назад. Шок всё ещё крепко держал меня, заглушая укол новой волны боли, когда я посмотрела на него в осознании.
Это был Зейн, но не он.
Он никогда бы не бросил меня, как фрисби. Даже если бы я это заслужила, и видит Бог, я могла бы быть крайне несносной, но Зейн никогда бы этого не сделал. Я могла бы пнуть его прямо в лицо, и он никогда бы и пальцем не пошевелил, чтобы причинить мне вред.
Стряхнув с себя боль и растерянность, я поднялась на колени…
Пронеслось пятно золотистой кожи и крыльев, слишком быстрое, чтобы я могла отследить, а затем он схватил меня за шиворот рубашки. Он оторвал меня от земли и поднял в воздух. Я болталась в нескольких футах от земли.
Святое дерьмо.
Его крылья поднялись и расправились. Они были массивными и красивыми. Кроме того, в данный момент действительно страшными. Он держал меня так, словно я была всего лишь ребёнком, закатившим истерику! Причём, совсем маленьким.
И это действительно повернуло мой внутренний выключатель.
Я ударила его ногой, попав ему в живот. Его хватка на моей рубашке ослабла, и вдруг я полетела.
Я приземлилась на живот, снова ударившись о землю. Боль пронзила мои рёбра, и воздух
