Вул жался поближе к хозяину, может, чувствуя приближение мигрени, — она его всегда посещала после того, как пес вынужден был демонстрировать излишнюю храбрость — и ждал не дождался, когда плюхнется перед очагом и возьмет себя в лапы.
— Что это вон там сияет голубое? — спросил Кристиан спустя какое-то время, как они с трудом преодолели узкие изрытые колеями дороги, изо всех сил стараясь не наткнуться на деревья, не упасть в ручьи и не стать ужином для каких-нибудь шатающихся поблизости тварей.
— Где? — спросил Эдрик. — Ах, это. Отлично! Это пещера. Мы почти дома.
Собаки убежали вперед и исчезли в темноте.
— Ты живешь в пещере? — удивился Кристиан. — Почему она голубая?
— Голубая, красная, зеленая, розовая, пурпурная и желтая тоже, — поправил Эдрик. — Это большая пещера со множеством комнат, и в каждой стены и потолок усыпаны разного рода кристаллами. Понятия не имею как, но они светятся в темноте. Здорово, не находишь?
— Ага, — восхищенно выдохнул Кристиан, когда они подошли ближе. — Похоже на волшебство.
— Ну, может, так и есть. Другой такой пещеры я не знаю. Когда я ее нашел, вход был завален камнями и грязью. Мне до смерти надоело бродяжничать, и я понял, что наконец нашел свой дом. Ты вот знал, что порядочный тролль должен, по меньшей мере, сто лет своей жизни провести в пещере? Традиция такая. И вот, стало быть, я живу здесь, ох, почитай, уже годков эдак сто семнадцать.
В большой желтой комнате, которая троллю служила гостиной, он развел огонь, постоянно спотыкаясь о Вула, который разлегся перед очагом, как печной коврик, глубоко сопя в облегчении, что пребывает в уюте и надежности дома.
На ужин отыскались остатки енотового рагу, приправленного диким луком, чесноком, петрушкой, шалфеем, розмарином и тимьяном. Были тут и желудевые бисквиты, только что собранная клубника и найденное Эдриком вино. Когда все было съедено, Эдрик удовлетворенно рыгнул.
Кристиан последовал его примеру и захихикал.
— Если бы я сделал так дома, меня бы отослали в мою комнату, — поделился он. — По правде сказать, меня бы наверное утащили в комнату за ухо.
Резковатое наказание за какую-то отрыжку, подумалось Эдрику, впрочем, может, он так долго жил в пещере, что растерял хорошие манеры, которыми когда-то владел.
— И забудь о том, чтобы отвести меня назад, — продолжал речь Кристиан. — Я устал слушать: делай то, делай это, не пачкайся, не сори. А я люблю что-нибудь изобретать, а как тут не пачкаться и не сорить, раз дело такое. Папа и мама будут рады, что я ушел.
— Сдается мне, они искали тебя весь день.
— О, они скоро про меня забудут. У них много детей, — пояснил Кристиан. — Папа никогда меня не слушает. А маме только важно, чтобы я был чистым, а я никогда не бываю чистым, как ей надо. Остальное время она только и хочет, что играть в бизик и пике (карточные игры — прим. пер.) с подругами.
Эдрик понял, что нет смысла спорить с этим ребенком. И решил, что как-нибудь потерпит маленького наглеца одну ночь, а потом отыщет родителей и передаст им его из рук в руки.
— Пойдем, — сказал он. — Уже поздно. Можешь надеть вот это как ночную рубашку. — И протянул мальчику рубашку из тончайшего батиста, когда-то найденную около пруда. Ну, вообще-то, он видел владельца рубашки, который плескался в пруду, но ведь Эдрик оставил ему сапоги и бриджи, разве нет? А что еще нужно, чтобы добраться до дома в теплый летний денек?
Эдрик устроил Кристиану из меховых шкур постель в комнате с синими кристаллами. Здесь спалось, словно под ночным небом с россыпью звезд куда ни кинь взор. Кристиан уютно зарылся в шкуры и выглядел совершенно счастливым. Рукава ночной рубашки пришлось завернуть раза четыре с половиной. Только Кристиан преклонил голову, как обе собаки притащились и тесно устроились у него по бокам.
Обняв мохнатые шеи, он сонно пробормотал:
— Можешь выкинуть этот дурацкий бархатный костюмчик. Больше никогда его не надену.
Потом закрыл глаза, и под сияющим сводом раздалось дружное сопение в три носа.
— Что он о себе возомнил, а? — ворчал под нос Эдрик, когда шел к очагу в желтую гостиную, собирая по пути сброшенную одежду. — Ишь ты, расприказывался. Еще порох на губах не обсох, а ведет себя, будто великий холодец среди овец, думает, убирать тут буду за ним, как слуга какой.
Эдрик уронил одежду перед очагом и сел на одеяло для пикника, которое нашел несколько лет назад в лесных владениях короля Бофорта. Судя по раскиданным тарелкам, утвари и еде, пикник внезапно прервали. Не то чтобы там осталось много лакомств. Какие бы здесь внезапно ни появились животные, участники пикника куда больше, чем они, насладились едой. Зато Эдрику принесла истинную радость кухонная утварь, корзина с крышкой, большие салфетки, украшенные вензелем с буквой «Б», все, что он уволок домой.
Тролль перебрал каждую вещицу, выбивая пыль. Складывая бархатные штанишки, он услышал слабое звяканье. В кармашке обнаружилась золотая цепь с подвеской. Подвеска была в форме птицы, не похожей ни на одну, встречавшуюся Эдрику в лесу, хотя вовсе и не означало, что птицы такой не существует. Мир полон причудливых тварей. Птица походила наполовину на фазана, наполовину на орла.
Эдрик положил цепочку обратно в кармашек. При других обстоятельствах он добавил бы ее к своей коллекции, однако у него возникло чувство, что родители Кристиана заметят, если вещица пропадет. Потом завернул стопку одежды в большую салфетку для пикника, сунул сверток в корзину и устроился с трубкой из сливы и книжкой греческих мифов. Ничто так не усыпляет парня, как небольшое братоубийство, отцеубийство, матереубийство и детоубийство.
Глава 2
Утром крепыш Кристиан, сложив руки на груди, провозгласил:
— Я с тобой не пойду. Я же тебе сказал, что не хочу, чтобы меня нашли.
— Ох, ну хватит, — недовольно возмутился Эдрик. Ради коврижек, малец ему нужен как прошлогодний снег. — Да что тебя так не устраивает дома?
— Я же говорил. Слишком много глупых правил. Не раскрывай рта, пока тебя не спросят. А если у меня есть, что умное сказать? Нельзя стукнуть брата, даже если он ведет себя как вредина, и еще все эти скучные уроки, и…
— Но это все обычные родительские правила, — прервал Эдрик, — мои тоже так делали, и я… — И чуть не сказал, мол, я не убегал. Однако он сбежал. И все его восемь братьев сбежали. Это такая традиция троллей. — Ладно, как бы то ни было, если позволю тебе остаться здесь, то
