агонией, полыхающей в теле.
В мозг вонзился поток ругани, следом появилась мозолистая рука, которая пробралась под шею и грубо потянула наверх, и к губам Кивы вновь прижали стакан.
– Пей! – приказала женщина, силой вливая Киве в рот воду. – Хочешь жить, так пей.
Кива попыталась послушаться, давясь жидкостью и все гадая зачем. Если ее жизнь теперь такова, то определенно лучше бы умереть. «Добить из жалости», сказал тот мужик. Киве этого и хотелось: чтобы полыхающий ад как отрезало, чтобы зияющая дыра в груди исчезла навсегда.
Дыра, которая, как она понимала, к ее нынешнему состоянию не имела никакого отношения.
В памяти вновь мелькнули голубые с золотом глаза – еще один мучивший ее образ, пусть и страдания эти были иного рода, – а потом снова исчезли.
– Твою мать, Кива, пей же! – раздался злой женский голос.
Но Кива не могла проглотить больше ни капли. Ее затрясло, огонь мешался со льдом. Кожу покрывал пот, хотя она дрожала от резкого холода, но, когда ее накрыли одеялом, она заскулила, чтобы его убрали.
Слишком жарко.
Слишком холодно.
Слишком.
– Пожалуйста, – прохрипела она, не зная, чего просит и у кого. – Пожалуйста.
– Ты не помрешь вот так, – твердо сказала женщина. – Не так.
Но Кива ей не поверила. Потому что она хотела, чтобы все закончилось, все.
И когда сил терпеть пытку уже не осталось, она отдалась блаженным объятиям забвения.
Когда Кива открыла глаза, первым делом она увидела змею.
Комната шла кругом – слабо освещенное пространство, полное голых тюфяков и ветхих одеял, знакомый едкий запах.
Это лазарет, шепнули из дальнего уголка памяти. Лазарет Залиндова.
Ее охватила тревога, но она не смогла даже испугаться по-настоящему – на языке налип карамельный вкус, а змея открыла пасть и заговорила.
– Соберись! – прошипела змея, грубо тряся ее. Голос напоминал о той женщине, которая лила ей в глотку воду.
Кива хихикнула и потянулась потрогать змею.
Ее ударили по рукам.
– Тебе надо идти со мной в тоннели, иначе тебя добьют. Слышишь? Не начнешь работать, и тебе крышка.
Подгоняемая змеей, Кива села, и голова мотнулась набок. Она смутно разглядела, что одета в грязную серую рубаху, и сморщилась от вони собственной рвоты.
– Боги, ты хоть представляешь, что происходит? – буркнула змея. Она обвилась вокруг Кивиной спины и подняла ее на ноги. – Слишком много ангельской пыли тебе давали по дороге сюда, теперь ты без нее не можешь.
Змея потащила ее по лазарету.
– Я кое-что раздобыла, тебе хватит на пару дней. Будем снимать тебя с нее потихоньку, иначе органы начнут отказывать. Понимаешь меня?
– Говорящая змея… – сонно протянула Кива, спотыкаясь, когда ее вытянули на улицу. Она подняла руку к солнышку и улыбнулась ярким цветам вокруг. – Денек славный…
Змея грязно выругалась и прошипела сквозь стиснутые зубы:
– Кива, это я, Креста. Соберись.
Креста.
Выходит, не змея.
Но почти.
Креста Восс. Имя всколыхнуло в Киве неприязнь и страх, а также воспоминания о мускулистой девушке с нечесаными рыжими патлами, светло-карими глазами и татуировкой змеи на щеке. В Залиндове она работала на каменоломне и знала Киву больше пяти лет. И все эти пять лет открыто ее ненавидела. Это она возглавляла местных бунтовщиков, верных Кивиной сестре, Зулике Корентин, нынешней королеве Эвалона, – та уселась на краденый трон, отняв у Кивы все. Все и всех.
– Плохая змея, – промямлила Кива, пытаясь вырваться из рук Кресты. – Ухдии.
– Да хватит!
Креста плотнее ухватила Киву и, сойдя с дорожки на жухлую траву, повела ее к каменному строению под куполом в центре двора.
– Ты без меня и до вечера не протянешь.
– Протяну… – Кива вновь споткнулась, перебираясь через сухие кустики под ногами. Перед глазами у нее все вращались разноцветные пятна, отскакивали от белых стен в отдалении. – Или нет. Без разницы.
– Ты сама себя слышишь?
Они дошли до здоровенной ямы в земле, которая привлекла спутанное внимание Кивы. Не сразу получилось припомнить, как взорвалась и сложилась внутрь сторожевая вышка. Теперь от нее ничего не осталось – одно лишь воспоминание.
– Мот. – Мысли на миг прояснились, и Кива выдохнула имя человека, который подорвал вышку. – Где Мот?
– Умер, – равнодушно ответила Креста. – Лично смотритель казнил сразу после бунта – того, который помог тебе слинять.
Кива с тоской вспомнила санитара из морга, который заботился о ней, помог выжить в Ордалиях, но долго задержаться на этой мысли не вышло – она испарилась ветром. Кива потрясла головой, пытаясь прогнать кутерьму цвета, пытаясь вспомнить, о чем говорила змея.
– Из Залиндова не слинять. – Она хихикнула как сумасшедшая. – Даже если уже слиняла.
Креста не ответила – ей помешала группа одетых в серое заключенных с усталыми лицами, которые безвольно брели через сухую траву туда же, к зданию под куполом.
– Тебе надо собраться, прежде чем мы дойдем до тоннелей, а то охрана отправит тебя в Бездну, – шепотом предупредила Креста. – А может, даже и не станут заморачиваться.
– Без разницы, – пробормотала Кива, волоча ноги.
Креста еще больнее стиснула руку Кивы и прошипела:
– Ты мне как-то сказала, что я сильная и крепкая, что я все переживу. Что я сама ради себя должна найти повод выжить. Теперь я повторяю тебе то же самое, Кива Меридан.
Осев в руках Кресты, Кива ответила:
– Это не мое имя.
– Твое.
– Не мое!
– Тебе решать, кто ты, – жестко заявила Креста. – И какая ты. Но сейчас тебе надо выбрать жизнь. С остальным потом разберешься.
Даже несмотря на то, в каком жалком состоянии пребывала сейчас Кива, слова Кресты ее задели. Мысль о том, что все в ее руках, была смехотворна. Десять лет в Залиндове за нее решали другие, а она день за днем боролась за выживание. А когда наконец почуяла вкус свободы, ее собственные решения лишь привели ее обратно, к началу, и по пути она потеряла больше, чем могла представить.
Дыра в груди вновь заныла, и даже ангельская пыль не могла приглушить эту боль.
– Ты только не думай, что мне есть до тебя дело, – безжалостно продолжала Креста. – Но ты когда-то спасла мне жизнь, и теперь я твоя кровная должница. Так что сегодня ты не помрешь, и завтра тоже не помрешь, и дальше тоже, пока клятая наркота не выведется из организма. А потом сама решай, какого дьявола делать со своей жизнью. Живи, умирай – это уже не моя забота. Но до тех пор будешь меня слушаться. А я говорю тебе: соберись и приготовься к худшему дню в своей жизни.
Кива так увлеклась речью Кресты, что не заметила, как
