на крюк и запираться.
Последний кинопреступник был изловлен неугомонной следовательшей. Борисыч выключил телевизор, разобрал постель, погасил свет, но ложиться не стал, а направился в чулан.
Не было там никакого тёмного клозета, настырному соглядатаю Борисыч предусмотрительно выдал дезинформацию. Чулан был, как чулан, разве что дверь на кухню отличалась прочностью и запором, каких обычно не ставят на двери кладовок. А внутри — полки заставленные банками и коробками. В самом центре полки расступались, и там обнаруживалась ещё одна дверь, которую, по словам сегодняшнего незнакомца, не мог видеть никто, кроме Борисыча. Но уж он-то видел дверь преотлично.
Борисыч взял кошёлку и толкнул невидимую дверь.
Прав был мошенник, когда врал, будто попадает прошедший в чудесную дверь, куда зовёт его мечта. С детских лет тревожил юного Борисыча несмешной анекдот:
— Вась, ты мешки приготовил?
— Не… а зачем?
— Так ведь завтра коммунизм начнётся. Барахло куда складывать будешь?
И вот теперь Борисыч ступил в мир овеществлённой мечты.
Он очутился в подсобке, можно сказать, чулане, родственном его собственному, обычная дверь из которого вела в служебные помещения, а следом и в торговый зал гипермаркета, где можно купить и продукты, и промтовары, и, вообще, всё, кроме автомобиля и яхты, которые всё равно сквозь чуланные двери не пролезут. Где находится это чудо торговой мысли, Борисыч не знал и боялся даже загадывать. Ни в селе, где догнивал магазинчик сельпо, ни в ближайшем райцентре ничего подобного не было и быть не могло.
Свет в зале был пригашен, у входа пустели ряды касс.
Борисыч двинулся вдоль стеллажей, выбирая приглянувшиеся продукты. Мясной и рыбный отделы неприятно поражали пустотой, весь товар был на ночь убран в холодильные камеры, которые запирались на замок, это Борисыч уже проверял. Пришлось довольствоваться консервами и слабосолёной форелью в вакуумной упаковке.
Поначалу, только нащупав путь в царство изобилия, Борисыч хватал всё, что подороже, и на чём видел печать импорта. И, конечно же, несколько раз нагорал. В первый раз, ужаснувшись цене и восхитившись внешним видом, приволок домой целый окорок хамона. Испанский деликатес оказался твёрдым, как деревяшка, его пришлось рубить топором, а потом долго варить, прежде чем получилось что-то съедобное. Маслины, каперсы, какое-то невнятное престо решительно не понравились российскому пенсионеру. Как только буржуи жрут эту гадость? А может, они и не жрут, а только нам сбагривают. Васаби обжёг язык и, по мнению Борисыча, в подмётки не годился отечественному хрену. Стократно рекламируемое дольмио отчётливо приванивало закисшими помидорами, а немецкий кетчуп с невыговариваемым названием напоминал не приправу, а помидорное варенье.
Сыры буржуи делали очень приличненько, не чета голландскому сыру российского производства, но и тут можно было нарваться. Козий сыр стоит столько, что закачаешься, а внутри — брынза брынзой. А ещё бывает сыр с плесенью; тоже ведь не стесняются продавать. Плесневелый сыр Борисыч есть не стал, сами пусть жрут, если им так нравится.
Все невкусности и несъедобности Борисыч вываливал в выгребную яму, а банки и упаковки уносил подальше и закапывал, а то увидит кто из соседей, чем Борисыч на старости лет питается, разговоры пойдут и ненужные сплетни. Народ, он такой, ему только дай языком почесать.
Стоило съеденное, а пуще того, выброшенное, немереных денег, несовместимых с колхозной пенсией, но такие вопросы Борисыча не мучили, он же ничего не крал, а только восстанавливал попранную социальную справедливость. К кассам он не подходил, добывать оттуда деньги не пытался, тем более что небезосновательно полагал, что их там и нет; перед концом рабочего дня кассы снимаются, и вся выручка сдаётся в центральную кассу, соваться куда остро не рекомендуется. А раз денег не трогал, значит — не вор. По-настоящему крадут те, кто за импортную дрянь в кассе расплачиваются, вот уж там — вор на воре.
Особо возмущал Борисыча винный отдел, стыдливо прикрытый занавесочкой в ознаменование того, что утром и вечером торговли спиртным нет. Занавесочка для любознательного пенсионера не преграда, и посему Борисыч внимательно изучил ассортимент вин. Хапать, что ни попало, он не торопился, памятуя старую, ещё советских времён историю. Рассказывали, будто некий мужик выиграл в спортлото сто тысяч тогдашних рублей. На радостях счастливчик купил десять ящиков водки и в тот же день помер с перепоя, не ополовинив и одного ящика.
Борисыч по деревенским меркам был трезвенником: стопарик водки по календарным праздникам и бокал шампанского на Новый год — всё, что он себе позволял. И всё же, сердце не выдержало, когда он увидал огромные, литра на три, причудливые бутыли с коньяком и виски. Про французский коньяк Борисыч слыхал, что котируется Наполеон, а про виски, будто бы там какая-то лошадь есть. Надписи на бутылях были сплошь заграничные, хотя по закону такое не разрешается. Что за люди, никакого уважения к закону! Зато ценники на огромных бутылках поразили Борисыча в самую печень пятизначными числами, вызвав разлитие желчи. Устоять было невозможно, и Борисыч забрал обе бутыли. Весили они преизрядно, но, как говорится, своя ноша не тянет. Одну бутыль, ту, которая с лошадью, Борисыч откупорил и попробовал, что туда налито. Потом долго плевался и запивал мерзость лимонадом. Сразу вспомнилось, как один бывалый знакомый рассказывал, будто бы вискарь делаюттак: берут самую дрянную палёную водку и полощут в ней сильно ношеные портянки. Чем ядрёней от портянок смердит, тем дороже будет вискарь. Испробовав многотысячный напиток, Борисыч был склонен поверить болтуну.
И всё же, винный отдел Борисыч стороной не обходил. У него вошло в привычку баловать себя по вечерам финским ягодным ликёрчиком, да и чешского пива баночек десять не мешало бы захватить.
Десятую банку «Козела» Борисыч прибрать не успел. Здоровенный дядька в камуфле с нашивкой «Охрана» объявился неясно откуда, насел на Борисыча и мигом защёлкнул у него на запястьях наручники.
— Что это значит? — возмутился Борисыч. — Немедленно снимите эту штуку!
— То и значит, — ласково пропел охранник. — Я гадаю, кто тут шарится чуть не каждую ночь, а это вон кто!
— Я же ничего! — вскричал Борисыч. — Я только посмотреть!
— Смотреть надо днём, — наставительно заметил охранник. — И через кассу. Ну-ка, что ты тут насмотрел? Молоко сгущённое, ветчина в банках, печенье Курабье, зефир в шоколаде — сладенькое, небось, любишь? — пиво баночное… много пива… — лет на
