ракурса выглядело неприятно: широченная челюсть, норы ноздрей и маленькие глазки где-то вдали. Солнце обвело широким золотым кантом рыжеватую макушку и оттопыренные уши.
— П-пока н-нет, — промямлил-простучал зубами Берт. — Н-но шанс-сы неп-плохие.
Женщина захохотала. От смеха она слегка наклонилась, и ничем более не сдерживаемое солнце устремилось Берту в глаза. Пришлось зажмуриться, но ярчайшие сполохи продолжили водить хороводы у него под веками. От мельтешения затошнило.
— Х-холодно, — пожаловался Берт, с трудом сглатывая шершавый и липкий ком, неизвестно как образовавшийся в горле.
— Это от ожогов, — сказала женщина безмятежно. — Их надо охлаждать. Но, может, и вправду хватит.
Берт хотел горячо заверить, что точно-точно хватит, но его рванули под мышки так резко, что чуть не прикусил язык. Вода отпустила неохотно, напоследок обхлюпав ледяной волной.
Женщина, кряхтя, потащила его прочь от воды (реки? ручья?), сильно дёргая за плечи. И лишь теперь Берт понял, что его руки по-прежнему связаны за спиной. Это было… странно. Его спасли от йорни…
Йорни! Чёрная неподвижная куча на стыке травяного ковра и стены леса…
Но как?!
Великаншей женщина не выглядела. Тщедушное тело Берта волокла с явной натугой. Как она справилась с огромной йорни?! И… и кто она такая, в конце концов?!
— Полежи, высохни, — пропыхтела эта загадочная особа, с облегчением роняя Берта на колючую траву. — Я поищу твои штаны. Да, ты вообще в штанах был? Ну, чтобы я зазря не бегала.
— В шт-т-тх… — подтвердил Берт, которого колотило уже не только от холода, но и от дурных предчувствий. От сотрясения синяки, ожоги и порезы моментально заболели. Не так сильно, как раньше, но ощутимо. Придавленные его весом кисти рук ощущались под поясницей как некий посторонний предмет. Камень, например. Или кусок дерева.
Понадобилась вся его воля, чтобы не стучать зубами. Ну и немного логики.
Женщина не проявляла враждебности. Напротив, пыталась — пусть и варварскими методами — облегчить его боль. Штаны вот пошла искать. Берт наконец-то сумел поднять голову, рассмотрел повреждения и чуть не расплакался от жалости к себе. Посиневшая, в «гусиных цыпках», кожа, какое-то дрянное месиво на месте живота, сизо-жёлтая вздутая блямба у паха. Хорошо, что Берт не может видеть собственное лицо. Ничего удивительного, что женщину не интересовала нагота Берта. Отвратительно выглядит. Ледяной наркоз пока худо-бедно действовал, но это самое начало. Дальше будет хуже.
Какая разница, развяжет или нет? Без её помощи Берт один пёс пропадёт.
— Нашла! — радостно возвестила женщина.
Её тень нарисовала на груди Берта сложной формы тёмное пятно. Берт хрипло дышал, не в силах сформулировать мысли. Но она не стала ждать вопросов.
— Херовато на вид, — оценила, присев на корточки. — Пожалуй, штаны покамест подождут. Надо, чтобы ота гуля чутка поджила. Погано выглядит, — повторила зачем-то. — И по ощущениям навряд лучше.
— Ничуть н-не луч-чше… — прокашлял Берт и выпалил неожиданно даже для себя: — Развяжи. П-пож-жалуйста. Я… ты же видишь, я и двух шагов не… не сд-делаю.
Зачем?! Ну святые же ёжики! Не собирался же ни о чём просить. Проклятый человеческий язык не послушался, как перед тем — шея.
Женщина скептически приподняла бровь.
— Сейчас — да, — согласилась она. — А потом? Когда тебе получше станет? Почём я знаю, за что тебя та йорни пытала. Может, ты душегуб какой-нибудь.
— А з-зачем тогда сп-пасала? — окончательно потерялся Берт.
Женщина выпятила нижнюю губу и пожала плечами.
— Ну… — протянула она. — Люди так делают, если ты не знал. Выручают друг дружку.
Последняя сентенция несколько расходилась с тем, что Берт знал о людях, но спорить не стал. В конце концов, он чистый теоретик.
— И ч-что теперь? — только и спросил.
— Поклянись, — уверенно приказала женщина. — Поклянись жизнью, что никогда и ни при каких делах не нападёшь на меня, не подставишь и не предашь.
Берт бессильно закрыл глаза.
Клятва? Да о чём она вообще? Слова, пустой звук. Разве можно полагаться на слова?
Она дура?
Скорее всего. Дура. Впрочем, сам он ненамного умнее.
— Клянусь своей дурацкой жизнью, — выдохнул. Дрожь из голоса ушла. Берт больше не заикался. — Я тоже не знаю, кто ты, как здесь оказалась и как смогла отбить меня у йорни. Но я клянусь, кем бы ты ни была. Не нападу, не подставлю, не предам. Никогда и ни при каких делах. Достаточно?
— Да, — совершенно спокойно сказала она. — Хорошо сказал, правильно. Меня Айрин звать, а тебя?
Она осторожно приподняла его за плечи, чтобы разрезать верёвку. В израненный и обожжённый живот словно воткнули тупую палку, но терпеть можно. На стенде иногда приходилось хуже. Пару секунд Берт рассматривал её волосы, совсем близко. Коротко стриженые, каштановые, не рыжие, лишь на солнце отливают бронзой. Запах горячего дерева.
Габи советовал не называть своего настоящего имени, если вдруг на Паоле окажется кто-то живой и захочет познакомиться. «Представься каким-нибудь Патриком Пумблом, — ухмылялся, поучая, начальник разведотдела. — Или Николаем Кузькиным. Чтоб ты знал, это азы работы разведчика». До более детальных пояснений Габи не снизошёл, и Берт тогда обиделся — эка цаца. Сейчас же советы казались особенно идиотскими.
Да кому какое дело?
— Берт. Бертран.
— Вот и познакомились, Берти.
Она опустила его на землю. Смутное сожаление, что отдалились запах и бархатистый ёжик в солнечных искорках.
Он хотел сказать, чтобы она не называла его Берти, но снова решил не спорить. Он пока полностью зависел от этой жен… от Айрин. И заводиться ради одной буквы едва ли разумно. У него наготове сотня более важных вопросов. Спрашивать, из чьей она ветки, пожалуй, смысла нет: Айрин допускала, что йорни может быть на стороне справедливости. Ни одному гельцу подобное даже в голову не придёт. Значит, гелы и йорны отправили разведчиков почти одновременно. Вероятность мизерная, но не нулевая.
— А с тоей йорни всё просто. Перед Трещиной валялась такая классная железяка с кнопочкой, — сказала Айрин. Она снова не дождалась вопросов. Дипломатические игры явно не были её сильной стороной. Как и терпение.
— И ты…
— Ну да. Направила и нажала. Классная штука, говорю ж.
«Классная железяка с кнопочкой» — плазменный самострел, последняя разработка вояк Михеля, йорни назвала её интересной игрушкой. Берта учили работать с «игрушкой» месяц, а какая-то лопоухая девица просто направила и нажала. Убила огромную йорни наповал. Такая ли Айрин дурочка, какой хочет казаться? Или армейцы для поднятия самооценки нарочно всё усложняли? Тоже ведь может быть.
Боль и странная жаркая муть наползали со всех сторон.
— Йорни и гелы не могут находиться, не могут существовать на Паоле, — с трудом выговорил Берт. Эта мысль мучила его ничуть не меньше ран. — Почему та…
Грохнуло
