столовой. Думаю, он нарочно подкараулил меня, потому что знал, что я всегда хожу обедать именно туда. Посидели с ним, поболтали о новостях, об общих знакомых. О том, что произошло летом, не было сказано ни слова. Возможно, поэтому я приняла приглашение Егора и пошла с ним в кино.
Егор вёл себя адекватно и пристойно, а общаться с ним мне всегда нравилось, ведь он очень остроумный и эрудированный собеседник. Так мы встретились снова, а потом ещё раз, и ещё…
Я не помню, кому из нас первому пришла в голову идея встретить вдвоём Новый год. Скорее всего, мы подумали об этом одновременно. Поскольку Егор жил с родителями, праздновать решили у меня.
Начинался вечер вполне неплохо. Мы смотрели старые фильмы, потом выпили шампанского, загадали свои желания в ожидании звона Курантов, а затем вышли на улицу и запустили салют.
Когда вернулись домой, я поняла, что у Егора далеко идущие планы в отношении меня. Конечно, я и сама предполагала нечто подобное, желая окончательно "излечиться" от своего наваждения. Мне казалось, что если моё тело будет принадлежать не Матвею, а другому мужчине, то я получу, наконец, обратно и своё сердце, и свою долгожданную свободу. Не тут-то было.
Едва Егор начал настойчиво целовать меня и касаться ладонями моей груди, спины и плеч, я словно превратилась в кусок льда. Чем сильнее заводился Егор, тем больше мне хотелось оттолкнуть его. Что я в итоге и сделала. Да, я идиотка и дура набитая. Я выгнала Егора, а перед этим поставила его в известность о том, что между нами никогда ничего не будет.
Не знаю, какой бес в меня вселился тогда. Но я ни разу не пожалела о своём поступке. Не жалею и сейчас. Общение с Егором полностью прекратилось.
… Наконец моя машина движется с нормальной скоростью, и я даже не опаздываю на маскарад. Я буду там одна, без сопровождающих, и очень надеюсь, что меня никто не узнает. Ночь обещает быть весьма интересной.
Переоделась я в комнате матери и ребёнка, расположенной в одном из гипермаркетов неподалёку от кампуса. Надеюсь, мамочки с детьми на меня не в обиде. Можно было, конечно, переодеться в одной из примерочных, но не хотелось шокировать публику.
В комнате матери и ребёнка, помимо пеленального столика и нескольких стульев, оказалось неплохое зеркало. Я натянула чулки. Кстати, подарок креативного Матвея, который спрятал в коробочке с чулками свою идиотскую записку. Жалкий трус. Но чулки красивые, надо сказать. И явно очень дорогие.
Скользнула ногами в лодочки, а потом взялась за платье. Красивое получилось платье, мне его сшили на заказ. Я решила, что останусь неузнанной, потому особо не скромничала: платье позволяло любоваться моим пышным бюстом в глубоком декольте, красиво приподнимая грудь.
Спрятав волосы под высокий парик и прилепив над губой провокационную мушку, я надела маску. Ну что ж, я выгляжу прекрасно, и отрицать это глупо.
К счастью, комната матери и ребёнка находилась почти у выхода к стоянке. Машину я решила оставить возле гипермаркета. Мало ли, вдруг мне захочется выпить шампанского, и придётся возвращаться домой на такси.
Я прошла через стоянку и очутилась прямо перед одним из входов в кампус. Приложила пропуск к турникету, и вот я уже в университетском дворе. Со стороны ботанического сада, на территории которого проходил праздник, доносилась музыка.
Увидев ещё нескольких человек в карнавальных костюмах, я смешалась с ними и вошла в сад. Музыка была живая, играл приглашённый инструментальный ансамбль. Всюду были развешаны китайские фонарики. В нескольких местах работали выездные кафе.
Купив для начала бокал осветленного яблочного сока, я медленно пошла по дорожке, рассматривая участников маскарада. Чем дальше я шла, тем больше мне здесь нравилось. Особенно, потому, что я не могла узнать никого, и меня никто не узнавал. Всё было очень загадочно и романтично.
Однако в какой-то момент мне стало неуютно. По характерным мурашкам, побежавшим по спине, я поняла, что за мной кто-то наблюдает. Начала осторожно оглядываться и вскоре определила источник своего беспокойства.
Чуть в стороне от основной массы участников праздника стоял мужчина в костюме Зорро. Разумеется, он был в маске, да и в саду уже почти совсем стемнело, однако я видела, что незнакомец смотрит на меня, буквально глаз с меня не спускает.
Вот он поднёс к губам бокал, и меня охватило странное волнение, даже коленки ослабли. Его движения казались мне слишком знакомыми. Кажется, я с ума схожу. Это не может быть Матвей. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Но это совершенно точно его рост и его фигура. Шея, подбородок… Глаз не видно, и волосы скрыты под шляпой.
Отвернувшись, я смешалась с толпой и, лавируя, переместилась в другой конец сада. Однако, спустя несколько минут, я вновь увидела его. Мне стало по-настоящему страшно, сердце готово было выскочить из груди от охватившей меня паники. Кем бы ни был этот человек, я боюсь его. Потому что я уверена: это точно не один из моих знакомых студентов. Не однокурсник, не приятель.
Ещё немного потолкавшись в самой гуще гостей, я приняла решение сгаситься с карнавала в темпе вальса. Но для начала нужно было выбрать самый безопасный путь отхода.
Я (как в анекдоте) делала вид, что прогуливаюсь, а сама медленно и осторожно продвигалась в толпе к одной из тропинок, ведущих к выходу из ботанического сада.
А потом почти бегом приспустила по этой тропинке. Сердце гремело прямо в ушах, а дышала я так, что слышно, наверно, было даже на Марсе. Мне почти удалось достигнуть цели, когда дорогу мне преградила высокая тень. И я, не успев изменить траекторию своего пыхтящего полёта, с размаху влетела прямо в объятия Зорро.
Если у меня и были ещё сомнения, то они рассеялись тут же, едва я оказалась прижата к его груди. Правда, я не понимала, почему всё ещё дышу, а моё сердце продолжает гулко биться, отдаваясь прямо в груди Матвея.
— Здравствуй, девочка моя, — тихо прозвучал прямо у моего уха до боли знакомый голос. — Потрясающе выглядишь.
Я закрыла глаза и сжала зубы, от всей души надеясь, что не расплачусь прямо тут. Я ведь была уверена, что никогда больше не увижу Матвея. Никогда.
А через несколько секунд меня уже нет, потому что Матвей начинает меня целовать. Сначала у меня отнимаются ноги, и я падаю в бездну. Потом начинаю взлетать и парю над землёй. А потом язык Матвея касается моего языка, и
