службе заранее не готовил, так что они привыкали к чистоте, баням, умеренному климату, привычной пище и чистой колодезной воде. Если кто закашляет - все сразу напрягаются.
В рекруты забривали с восемнадцати лет ( а то и в двадцать один) совершенно не приспособленных к условиям боевой службы парней. От этого обстоятельства и случались в русской армии огромные санитарные потери в походах.
Примерам здесь нет числа. Так при походе Миниха на Крым, русская армия, имея с собой в обозе все необходимое, и провиант, и даже питьевую воду, потеряла треть от своей численности. При этом боевых столкновений не происходило, так как в качестве боевого охранения все татарские отряды конницы ежедневно в яростных схватках отражали донцы и калмыки. И в итоге - такой печальный результат от этого марша.
Турки армию Петра Первого во время Прутского похода тоже не сумели разбить в бою. Но блокированные у реки Прут русские части начали массово погибать от болезней, так что Петру пришлось быстренько сдаться и отдать османам все свои завоевания. И Азов, и Таганрог, а Азовский флот сжечь.
В наши же дни только и приходится удивляться огромной смертности русских солдат на Черноморском побережье Кавказа и в Азербайджане. Не смотря на то, что это явно благословенные по климату места, русские служивые люди в тамошний местности дохнут как муки. Из-за этого уже пару раз России пришлось вернуть Азербайджан Персии. Наши же закаленные казаки издревле не боялись жары и холода, голода и болезней, так что их царское правительство видело - как в каждой бочке нужную затычку.
По мере моего взросления, с пяти лет дед начал преподавать мне и воинскую науку. Я стрелял из тяжелого пистоля, хотя едва его мог удержать в ручонках, кинжалом рубил хворостинки, осваивал на коне основы выездки и джигитовки. Зимой же, по холоду, наступала время традиционных кулачных боев, в которых принимали участие все дети, подростки и даже взрослые. И тогда на хуторском майдане в морозном воздухе густо зависал шум, гвалт, крики и хруст костей.
В 1816 году мой отец, наконец, возвратился с заграничного похода Отечественной войны, побывав за эти годы во множестве дальних стран. В общем, "Жил отважный атаман, он объездил много стран..."
Человек это был незаурядный. Настоящий гигант ростом ( а личная физическая сила и жизненная энергия в те годы значили очень многое), с роскошными смоляными усами, загорелым до черноты лицом и серыми навыкате глазами, он обладал командирским громовым голосом, покрывавшим шум битвы, и одним своим появлением внушал панический ужас в толпах врагов. Во всей его фигуре, сильной и ловкой, чувствовалась большая выдержка и выносливость.
Весь изрубленный, исколотый, простреленный насквозь в нескольких местах, удалой хорунжий Яков Ежов, несмотря на все это, обладал несокрушимым здоровьем и с глубоким презрением относился ко всяким человеческим недугам и немощам.
К сожалению, наш император Александр, пожалел французов. Не смотря на пожар Москвы и все пакости, что эти поганые нехристи-иностранцы сделали нашей Родине, французов грабить было запрещено, контрибуции им простили. Даже более того, император заплатил гнусным французам за пребывание русской армии во Франции по их огромным запросам, как будто не мы их завоевали, а они нас подрядились принимать на постой, словно жадные до денег трактирщики.
То есть врагов царь-батюшка пожалел и простил, а своих нет. Все жертвы, которые Дон возложил на алтарь отечества, пропали втуне. В заграничном походе казаки особо не разбогатели, и привезенной добычей особо не смогли поправить сильно порушенное войной хозяйство. Впрочем, большая политика - не казачьего ума дело, для этого в нашем государстве особые люди имеются. Что все науки превзошли. Возможно, им виднее, как следует поступать в том или ином случае.
Но мы все равно безмерно радовались возвращению наших кормильцев домой. Так как возвратились далеко не все. Слишком многие сложили свои чубатые головы на чужбине. Им даже не выпала судьба быть похороненными на родных погостах. Как поют казаки, похоронили их под калиной одинокой, где-нибудь в чистом поле. Наши матери и жены и в несколько лет не народят столько будущих удальцов, сколько их погибает в иной битве за несколько часов.
Отец лихорадочно занялся нашим хозяйством, которое за эти годы пришло в изрядное запустение. Ему, на привезенное офицерское жалованье, удалось купить еще одного вола и мы дополнительно распахали большое поле и засеяли его пшеницей. Одновременно обучение меня казачьей науке успешно продолжилось. И в труде и в подготовке к боям я уже стал демонстрировать изрядные успехи, хотя так еще и оставался "от горшка два вершка".
В тот период мне уже исполнилось шесть лет, но мой отец, хоть и был лихим казачьим офицером, не мог заботиться о моём воспитании "господским наукам". К слову сказать, такое обучение у меня на хуторе уже приближалось к концу.
Мать моя женщина простая, бесхитростная и скромная, без средств, мало думала об обучении меня грамоте, но родная моя бабка в один прекрасный день объявила мне, пятилетнему, что я должен поступить учиться грамоте к Кудинихе, — эта грамотная старуха, принимала детей к себе на обучение в школу.
У Кудинихи, бабки крутоватого нрава, года два, по церковной азбучке, зубрил я "аз-ангел-ангельский, архангел-архангельский", от нею потом был переведён к приходскому пономарю: там учил наизусть «Часовник», затем переведён к дьячку, где проходил псалтырь. На этом, обучение меня "господским наукам" было успешно окончено уже к семи годам. Всего за два с небольшим года я успешно "все науки превзошел".
Через год после возвращения отца у меня появился младший брат, который успешно выжил. Казалось, что жизнь налаживается, но недолго музыка играла.
Перед вторжением Наполеона, России пришлось спешно завершить войну с османской Турцией. На любых условиях, так как когда твой дом уже горит, как-то торговаться на базаре не с руки. Восточная Молдавия осталась за нами, но у обеих сторон оставалось ощущение незаконченности начатого дела. А споры можно было решить только военным путем. Все понимали, что большая драка не за горами...
Так что в 1817 году, пробыв дома меньше года, мой черноусый отец получил чин подъесаула и был отряжен в Бессарабию, в полк Горбикова.
Только благодаря казачьим войскам, на деле доказывающим, что, не умея маршировать в один носок и "отбрасывать" фокусно ружейные приемы, можно прекрасно бить врага, совершать чудеса храбрости, и делать верхом по сто верст в сутки, русские генералы надеялись отстоять границу. Взял батя и меня с собой.
Питая большие надежды, что в полку, под присмотром пожилых казаков,
