уже не в состоянии веки поднять? Новые попытки не дали никакого результата. Паника накрыла леди с головой, вызвав бешеный скачок сердцебиения. Прямо над ухом, что-то противно запищало в такт ее сердечному ритму. Голоса усилились, сливаясь во внятную речь.
— Она приходит в себя! Позовите главного врача сюда. Не забудьте сообщить родным. Колите скорее, пульс зашкаливает!
Элизабет с ужасом вслушивалась в быструю речь незнакомой женщины. Потом к женским голосам добавился мужской, и все звуки слились в кашу, утаскивая леди в сон.
Новое пробуждение было не менее пугающим, чем первое. В этот раз ей удалось открыть глаза. В комнате царил полумрак, очевидно наступила ночь, пока она была в забытье. Странно, но сейчас Элизабет отлично видела предметы вокруг, несмотря на слабое освещение, что проникало из-за двери.
Комната пугала своей странностью. Никогда прежде герцогиня не видела таких дверей, с щелочками для света и стеклами. Кресло, которое она видела краем глаза, стояло на высоких ножках, такого уж точно не было в ее доме. Напротив места, где она лежала, висела странная плоская картина, с которой ей улыбалась женщина, одетая во всё белое, с диковинным головным убором на волосах.
Попробовав пошевелить рукой, женщина с облегчением отметила, что может сжать пальцы и суставы при этом совсем не болят. Это открытие заставило прислушаться к своему телу. Странно, но ни один болезненный и опухший с возрастом сустав, не давал о себе знать. Тело молчало. Боли не было! Это казалось странным и непривычным. Старая леди сжилась с болью, научилась ее практически не замечать. Ведь она давно стала её вечным спутником, ограничивая движения и отбирая последние силы.
Кроме сильной слабости, Элизабет ничего не смогла в себе отыскать. Наверное, это действие новомодного лекарства, что обещал достать для нее сын, подумалось ей. Какой все-таки у нее заботливый мальчик! Привез к врачам и пытается облегчить ее уход. Что ж, это не так уж и плохо — ждать своего конца не испытывая жутких болей. А вот со зрением — загадка. Не может быть, что бы и это было действием заграничного лекарства? Никогда прежде Элизабет не слышала о таком чудесном исцелении глаз.
Герцогиню посетила радостная мысль — она сможет по-человечески проститься с детьми и внуками. Взглянет ясным взором на свою любимицу Кэтрин. Леди и так знала, что внучка стала настоящей красавицей, но одно дело слышать это от посторонних и совсем другое — увидеть самой. Провести еще пару дней, не кривясь от боли и рассматривая родные лица — что может быть лучше? Предаваясь сладким мечтам, Элизабет не заметила, как уснула.
Разбудил герцогиню приятный женский голос, что настойчиво приглашал ее открыть глаза. Выныривая из уютного сна, она не сразу придала значения словам, с которыми к ней обращались.
— Лиза, доченька, открой глаза! Малышка, с возвращением! — её гладила по лицу моложавая женщина в странном вязаном наряде, а стоящий рядом мужчина плакал, улыбаясь Элизабет сквозь слезы.
— Дочка! Как же мы рады, что ты пришла в себя! — между всхлипами проговорил мужчина и наклонившись, поцеловал леди в лоб. Элизабет хотела дернуться и избежать этого поцелуя, но тело оказалось таким слабым, что вместо рывка лишь чуть сползло с подушки. К ней тут же подскочили какие-то женщины в белых нарядах и стали поправлять подушки, возвращая голову Элизабет на место.
Она ошарашено слушала восторженные причитания супружеской пары, которая настойчиво именовала ее «Лизой» и «любимой доченькой».
Из-за двери раздался знакомый бодрый мужской голос, который отчитывал кого-то:
— …невозможно положиться…, — долетали обрывки фраз из-за закрытой двери. — … в этой богадельне одни лентяйки работают! — закончил свою гневную тираду мужчина, распахивая дверь. — А вот и наша спящая красавица проснулась! — уже совсем другим тоном проговорил вошедший. — Ну-с, Елизавета, рассказывай, как себя чувствуешь?
Герцогиня молчала, лихорадочно соображая, как ей быть дальше. Всё стало на свои места. Ее сдали в богадельню!
***
Леди слышала о жутком месте, куда свозили выживших из ума стариков нерадивые дети. Туда же попадали и молодые люди, что употребляли в неограниченных количествах спиртные напитки. Либо леди, что попытались расстаться с жизнью, но не успели довести до конца начатое. А еще, ей рассказывала одна высокопоставленная особа, что нередко в такой дом отправляли убийц или ненужных свидетелей преступления. И больше тех никто не видел.
Но разве мог допустить подобное зло ее справедливый, любящий сын Майкл? Нет! Однозначно нет! Он никогда бы не сдал умирающую мать в дом для умалишенных. Единственным вариантом остается племянник Стефан. Элизабет видела, каким ненавидящим взглядом тот прожигал ее во время оглашения завещания. Он рассчитывал, что хотя бы одно из поместий отойдет ему. Но герцогиня поступила так, как ей велела совесть и голос разума. Забрать у собственных детей часть наследства и отдать непутевому племяннику, который тут же проиграет его в карты? Нет уж! Поэтому Стефану достался небольшой ежегодный доход, который не позволит ему оказаться на улице и умереть с голоду, а так же пятерка добрых скакунов из семейного конного завода. Это более щедрое наследство, чем он заслуживал на самом деле.
Но неблагодарный мальчишка решил сгноить собственную тетку в богадельне! Остается один вопрос — как он сумел провернуть такое под носом у семьи?
— Лизонька, ответь доктору, прошу! — снова запричитала женщина, приглаживая волосы Элизабет.
— Я прошу вас… — голос плохо слушался герцогиню и потому вышел лишь глухой шепот, — воды, пожалуйста!
— Конечно, милая, сейчас! — женщина бросилась наполнять стакан, с радостью выполняя просьбу. — Сейчас мы попьем и придем в себя — да, доченька? — продолжала нести околесицу. Хоть она и была довольно милой, но пугала до чертиков старую леди.
После нескольких глотков Элизабет смогла говорить. И она решила, что не нужно злить сумасшедших и стоит немного подыграть им.
— Я хорошо себя чувствую, только слабость во всем теле, — герцогиня отметила, что ее голос звучит крайне странно, слишком молодо и звонко, как для девяностолетней женщины.
— Это замечательно! — ответил мужчина в белом халате, — а твоя слабость скоро пройдет. Главное для тебя сейчас — это покой, покой
