было, а камеру для компьютера я продал годом ранее, после одного инцидента, который я точно не вспомню, но до сих пор ярко ощущаю эмоциональные краски от женского, строгого и поучительного голоса, который был одновременно пропитан разъедающей жалостью ко мне.
Несколько дней я собирался с силами, и после очередных неспокойных выходных я был полон решительности воплотить свою идею. Но, как и ожидалось, с понедельника по среду я боролся с сомнениями. «Куда мне, я же не учёный, а обработка данных, их анализ и интерпретация — слишком сложны». Однако идея установить телефон перед кроватью и записать свой сон была практически осуществлена в среду. Но тогда меня принялось атаковать новое сомнение: «А если телефон с грохотом упадёт ночью, то я и вовсе могу потревожить чей-то сон». Я панически этого боялся. К четвергу я уже не смог больше обманывать себя и понял, что если не успею до выходных — придётся ждать утра понедельника чтобы разобрать то, что я мог бы увидеть на записи. Я боялся собственных слишком ярких эмоций, которые не смог бы сдерживать, видя своё тело со стороны. Все выходные, с утра до вечера, я был не один и совершенно не желал привлечь к себе внимание. А каждый раз, когда я делился своими мыслями и находками — я приходил к неизменным мыслям: «Лучше бы я молчал». Ночью с четверга на пятницу я всё же решился.
Боже мой! То, что я в итоге увидел, повергло меня в шок. Сперва я подумал, что где- то что- то напутал и включил фильм или какой-нибудь ролик с ютуба. Может быть, из-за переживаний и стресса я слишком много выпил накануне и что-то забыл. Руки мои затряслись. Я думал, что схожу с ума и со мной явно что- то не так. Галлюцинации? Бред? Пересмотрев видео несколько раз и промотав на нужные моменты, я проверил дату записи и сравнил с той, что была на часах. Всё совпадало. На записи, как ни странно, я увидел себя. Я учился на вечернем и мог позволить себе спать вплоть до двенадцати. На экране было девять тридцать, сразу после ухода родителей я проснулся. Вернее сказать, вставал с постели и подходил к окну. Солнце к тому моменту уже давно взошло. Наблюдая себя в профиль, было легко разглядеть, как из-за прижатых к лицу ладоней текли слёзы и всхлипы с общим плачем становились всё громче и надрывней. А затем к одиннадцати двадцати я вновь ложился спать до двенадцати. Я совершенно не помню, чтобы рыдал у окна. Признаться, я совершенно забыл, когда последний раз плакал. Но после этого случая я засомневался в том, кто я есть на самом деле. Как много я не помню из своей жизни? Больше я не пытался записывать себя ночью на камеру. Мне было тяжело признать свои слёзы и слабость. Признать, что на видео был я. Даже просто видеть себя со стороны вызывало едва преодолимый дискомфорт. Последней каплей было то, что свело меня с ума и заставило сомневаться в том, кто я такой во всех смыслах этого слова. С одной стороны накрывало ощущения пустоты, а с другой стороны появилось чувство, что всё происходящее день за днём я уже где-то видел. Даже странности с телефоном. А всё казавшееся привычным и обыденным вдруг становилось незнакомым.
Всех собеседников блокировал я. Не они переставали мне писать, а именно я имел длинный список заблокированных. Игнорирование попыток сблизиться и устанавливать более тесные контакты исходили от меня. А незнакомцы даже поддерживали, виртуально обнимали и задавали вопросы о том, как я себя чувствую сегодня и всё ли в порядке? Мне становилось ещё страшнее потому, что я даже не знаю, о чём я писал им. Все мои сообщения были подчищены, как и все старые диалоги. А между диалогами собеседника и моими удалёнными словами были пропасти, достигавшие где то до пятнадцати минут, а где то до нескольких часов. Что я делал в эти моменты? Вряд ли я был так занят, чтобы не ответить волнующемуся за меня человеку. По сохранившимся обрывкам я могу быть уверен, что писал что-то такое, из-за чего мне приходилось в последствии удалять собственные куски, просить собеседника использовать эвфемизмы и даже чистить некоторые из его писем. А когда я обнаружил, что в телефоне все мессенджеры и контакты защищены паролем — услышал оглушающий звонок в дверь, от которого тело моё тут же покрылось мурашками, лицо непроизвольно исказилось гримасой печали с наворачивавшимися слезами, и я прошептал с тихим вздохом: «Ну вот опять они…»
