О гомозулях ему рассказали в первый же день, когда читали инструкцию по безопасности, которую он про себя назвал «вводной по выживанию». Правила были простыми: не ходить в темноте, не ходить одному, не ходить далеко. Хождение вообще не приветствовалось. «Клеть тебя куда надо привезет, а бригадир куда надо поставит, — объяснил ему Тиль. — А почуешь запах грибов, так беги со всех ног к любому фонарю. От гомозуля только свет спасает. Шкура у него толстая, даже буром не пробить. Магний как-то попробовал, с тех пор вот без ног, на тележке катается». Из рассказов гномов Кай понял, что гомозули отдаленно напоминали крыс. Морды у них узкие, вытянутые, словно им киркой по носу долбанули, а зад огромный, тяжелый с подвижным шипастым хвостом и ядовитым жалом. «В гомозуле страшны не клыки, — делился болтливый Магний. — Бойся когтей, особенно на ногах. Эта зверюга может шипы на полметра в себя втянуть, а когда надо, вонзит их тебе прямо в брюхо. Но хуже всего — шпоры. Они чуть выше ступней находятся. Вот, — Магний кивнул на свои культяпки, — их работа». По словам опытного Тиля, гомозули еще никогда не заходили в жилые пещеры, но Кай отчего-то был уверен, что если что-то может произойти в этой шахте первый раз, то это случится непременно с ним. Поэтому и просыпался по ночам, долго вглядываясь в темные провалы проходов, напоминающие разинутые пасти мертвецов.
Громко грянул дружный хохот, кто-то сытно рыгнул, вдали послышался рокот спускаемой из штольни воды, и Кай понял, что все это время, как завороженный таращился на брусок ракушечника, тускнеющего с каждой минутой. Туша зверя на вертеле превратилась в скелет с обрывками плоти, а лица собравшихся расплылись в угольном сумраке. Никель, сидевший на дальнем конце стола, едва виднелся, и, если бы не его зычный голос, Кай принял бы гнома за гомозуля, привлеченного шумом.
— Да бросай ты этот уголь! — сказал гном, сидевший по правую руку Тиля. Кай не помнил его имя, но, кажется, тот был каким-то родственником Голубоглазого из соседних пещер. — Алмазы — вот, что всегда берут за любую цену. Давай к нам, толковых голов у нас, сам знаешь, не хватает. В прошлом квартале пять кимберлитовых трубок нашли. Пять! Порода крепкая, но пока буры работают, страху нет.
— Пустые, небось, трубки эти, — проворчал Тиль, подливая родственнику пива.
— Святой Варварой клянусь, не пустые! — вскричал гном, осеняя себя таинственным знаком. — Успели три вскрыть, и все — алмазоносные.
— Значит, оставшиеся две будут пустыми, — не унимался Голубоглазый. — А у первых троих, наверняка, только «горлышки» забиты.
— Золото надо добывать, — буркнул сидевший напротив Свинец. — Особенно если богатую жилу осваивать. У деда моего такой рудник был. Однажды там самородок нашли размером с телячью голову. Святая Варвара не даст соврать, чистую правду говорю.
Все неловко замолчали, но постепенно пиво вернуло привычное оживление.
Каю нравился Свинец. Его семья погибла от нашествия гомозулей на тот самый семейный рудник, о котором рассказывал единственно выживший. Твари не только поубивали всех рудокопов, но и своими передвижениями вызвали обвал крепей, завалив самую перспективную жилу Северных Гор. Свинец любил золото больше, чем сон или жратву, и охотно делился с Каем всем, что знал. По правде, ему было все равно с кем болтать, лишь бы слушали. «Не все желтое — золото, и не все золото — желтое», — говорил Свинец, показывая Каю кусочки металла. Скоро Кай не хуже Свинца научился различать виды золота по цвету. Если много палладия, золото называлось белым, если меди — красным или червонным, а если серебра — зеленым. Одну такую пластину, отливающую на просвет зеленоватым оттенком, гном подарил Каю — за внимание. «Золото — самый чудесный металл, который добывают на Калюсте, — пояснил Свинец. — Оно есть везде: на солнце, в воде и даже в воздухе — только очень мало, конечно. А еще из одного грамма золота можно раскатать лист размером метр на метр или вытянуть из него длинную-предлинную нить метров на сто». Кай поблагодарил за подарок, решив не откровенничать, что блестящий кусок черного антрацита ему нравился больше тускло мерцающего в темноте зеленоватого золота.
— Да какое там золото, — не сдавался родственник Тиля. — А вы знаете, что алмазы происходят от небесной росы? Правда, дед мой считал, что все алмазы — живые, и рождаются от алмазов-родителей.
— От какой-какой росы? — насмешливо переспросил Тиль. — С неба только одна роса падает. Это Дети Неба свое дерьмо нам на голову выливают.
О Детях Неба гномы говорить любили. Старатели, Корпус, пираты, псилантийцы — как только их не называли. Из рассказов горных людей Кай понял, что, прежде всего, Дети Неба — это враги. Они жили, соответственно, на небе и спускались тогда, когда у них появлялось какое-то дело к детям земли. «Хочешь жить долго и счастливо — не привлекай внимание Корпуса, будь скучным обывателем и послушным налогоплательщиком», — говорил Тупэ. И хотя жители Риппетры — так гномы называли землю у себя над головами — платили налоги администрации Корсиона, столицы Риппетры, каждый совершеннолетний платил еще и лично Корпусу — налог на безопасность и налог на технологии.
Дети Неба обитали на спутнике под названием Псиланта и владели военным космическим флотом, с помощью которого охраняли жителей Риппетры от вторжения пришельцев. Правда, за последние триста лет единственными пришельцами, атаковавшими Риппетру, были сами Старатели, которые высоко оценили природные ресурсы новой планеты и установили справедливые торговые отношения. В обмен на минералы, продовольствие и другие ресурсы Корпус делился с жителями Риппетры развитыми технологиями и благами цивилизации. По мере того как база на Псиланте превращалась в крепкий форпост, а количество боевых кораблей и личный состав Старателей возрастали быстрыми темпами, благотворительность закончилась, и появился налог на технологии. Гномы хвастались, что так глубоко ушли под землю, что ни один Старатель их здесь не найдет, а платить пиратам за буровые машины, купленные на рынке за кровные денежки — удел простаков и неудачников.
Но чтобы там гномы не говорили о Детях Неба, Кая больше всего интересовали звезды. Из дорожденных снов он смутно помнил образ сверкающей в темноте россыпи, похожей на кристаллы разбившегося ракушечника. Но представить, как на такой звезде можно построить космическую базу, никак не мог.
— Еще алмазы защищают от удара молнии, — упрямо продолжил любитель алмазов, вернув мысли Кая от звезд в пещеру. — А если на них долго смотреть, любая мигрень или головная боль проходит.
— Ну, знаешь, — фыркнул хозяин. — Когда я на самоцветы пялюсь, у меня тоже настроение повышается. Особенно если это мои камушки. А что касается молний, то в шахте есть вещи и пострашнее. Прорывы вод, например, или газа. И вообще, о чем мы тут спорим? Какое золото, какие алмазы? Все это побрякушки, ими ни детей не накормишь, ни дом не согреешь. А вот как наступит зима, да как отключат генераторы за неуплату техналога, так уголь сразу понадобится. И деньжата польются рекой. Так что, давай лучше ты к нам. У нас тоже новые месторождения имеются. Знаешь Лысую Гору? Мои рудознатцы ее всю в ясность привели. Угольный пласт там мощный, глубокий, и, похоже, закончится антрацитом. Планируем примерно девять этажей забоя, на этой неделе закончим крепи ставить. Ну что, пойдешь к нам?
