усилил уверенность, сменившую апатию после катастрофы.
– Эти правила только мешают нам, Паша. Из-за них гибнет всё то, что мы создаём.
– Но ведь равновесие должно соблюдаться!
– Эти старики сами придумали равновесие разума и материи! Как ты не понимаешь? Нас держат за дураков! Мы можем нечто большее, чем создавать бесплодные пояса астероидов. Плодя их в неимоверных количествах. А газовые гиганты! Да чем оправдать их создание? Только тем, что требуется стабилизировать безжизненные системы? – почти кричал голос, срываясь на звонких согласных. – Зачем их стабилизировать, если они бесплодны? Или они нужны просто ради красоты? Кто ими будет любоваться, кроме нас? Не спорю, у Маргариты они получаются очень красивыми. Эти турбулентные структуры, потрясающе отлаженные механизмы конвекции в атмосфере. Блеск! Но зачем?
Павел смотрел исподлобья на товарища, сидевшего к нему спиной и с таким жаром говорившего вдаль. Казалось, обращался он к лесу, к этим странным растениям, что пустили корни в такую сложную по структуре почву. Павел оглядывался по сторонам и его взору представали сложные геометрические решения многих задач, с которыми он сам сталкивался, создавая очередную суровую и безжизненную планету.
– Успокойся, слышишь? Ты даже со своим отражением поругался, а со мной не стоит этого делать. Я же всегда занимал твою сторону.
– Почти всегда…
Обоим вспомнился случай в их практике. Когда они вместе доказывали непригодность метановой атмосферы для использования в таком огромном количестве проектов. На что их наставник приводил два ярких примера, когда жизнь смогла зацепиться за такие суровые условия и вопреки всему эволюционировать. Это, по его мнению, считалось необходимым этапом для взращивания сильной жизни, готовой к испытаниям большого космоса. Но пока только дважды случай возобладал над статистикой. Никто из старших не хотел слушать о многих других вариациях атмосферы или почвы, о более щадящих параметрах проектирования. В конечном счёте порывы Павла рассеялись о неприступную стену многовековых догм. Его друг не смирился и обошёл все писанные и закреплённые лишь устно законы и правила. Они часто ссорились с тех пор, и однажды Безымянный повздорил со своим отражением в зеркале Вечности. Ещё немного, и он бы разбил гладкую и холодную поверхность, где отражение корчило гримасы и призывало к повиновению.
– Ты не представляешь, каково это. Когда огромная штука падает с неба, с грохотом разрывая атмосферу, убивая многих твоих любимцев мгновенно, а остальных в течение последующих лет. А я не мог ничего исправить и сидел здесь же. Смотрел, как вокруг полыхают исполинские деревья, а с ними сгорают короли этой экосистемы. Пепел прятал солнечные лучи за собой, не давая тому, что осталось надежды на лучшее, – устало ответил друг Павла.
– Но всё вернулось к тому, что было. Твой эксперимент устоял! Именно поэтому тебя просят вернуться.
– Нет. Эволюция пошла не по намеченному пути. Всё, что ты видишь вокруг – ошибка. Отклонение. Но это отклонение так же прекрасно. Система доказала свою состоятельность, верно. Однако, не старейшим, и даже не тебе восхищаться этим. Ведь вина в уничтожении лежит на вас. А я смог вывести новый вид, несмотря на ваши козни. Людей. Они смышлёные. По нашему подобию. Когда-нибудь даже смогут выйти в космос. Я в этом уверен. Пусть им и придётся для этого потрудиться.
Павла передёрнуло. В космос? Результат этого бунта против сложившейся системы? Неудачная шутка.
– Ты шутишь? Они? – осторожно поинтересовался он.
Тот, к кому он обращался, потянулся.
– Я стал Безымянным. Поэтому нет, я не шучу. Этот вид действительно может выйти в космос. Но я всё же перестраховался, если что-то пойдёт не так. Их организмы слабы для путешествий. Им придётся придумывать нечто новое, чтобы превратиться в хозяев пустоты. Чтобы переплюнуть нас.
«Это же ужасно! Небольшому числу существ после проверки позволялось выходить за пределы своей системы. Баланс – единственное, что важно в глобальном смысле. Наше будущее – будущее Создателей, – зависит от этого. Как он смеет?»
– Знаю, о чем ты думаешь, – продолжил Безымянный, – ты думаешь, что всё это отвратительно и страшно. Но они будут первыми, кто постигнет глубину жизни. Первыми после нас. Пускай их срок и короток на данный момент. Люди преодолеют и это.
– Они станут угрозой не только выращенному космосу. Они станут угрозой нам самим! Что будет, если люди достигнут сингулярностей? Границы Вселенной? Войдут в контакт с другими видами?
– Меня это не беспокоит. Из всех правил я следую только одному: не вмешиваться в ход истории, когда она начинает идти бок о бок с эволюцией. Историю делают умные, а мои подопечные уже доказали свою смышлёность. А старейшины не в силах помешать мне больше. Они не будут вмешиваться и в судьбы других видов. Иначе это прямое нарушение равновесия, о котором они так пекутся. Это будет ужаснее, чем то, в чем они обвиняют меня. Как бы вы не хотели, но этот мир уже стал частью космоса.
– Люди жестоки. Я видел это своими глазами. Ты думаешь, мы не наблюдаем, не контролируем тебя со стороны?
– Да. Не стоит скрывать. Они бывают безжалостными. Но даже мы когда-то были такими. Я же говорю, они созданы по нашему подобию. Теперь посмотри на нас. От прежних первопроходцев остались лишь скелеты, что трясутся от малейшего порыва звёздного ветра и нарушения мнимого баланса.
Солнце почти зашло. Округа вмиг потемнела от наложившихся сумерек. Облака уплыли восвояси, ветер отдыхал на обрыве. Лес успокоился и начинал дремать. Только ручей бежал и бежал от чего-то к чему-то, не останавливаясь ни на миг.
На потемневшем небе проявлялись одинокие звезды. То тут, то там, они поочерёдно выглядывали на небосклоне и светили засыпавшему миру. Наступила волшебная тишина, которую не хотел нарушать даже проказник ветер. В эту ночь он планировал отдохнуть, чтобы с утра пригнать сюда тучи и подарить этому месту прохладу после дождя, которую можно почувствовать даже языком.
Безымянный зритель продолжал недвижимо сидеть и смотреть туда, где в последний раз мелькнули солнечные лучи. На местности немного похолодало, но он не ощущал этого. Звёзд же становилось всё больше. Они начали заполонять небо полностью – от востока до запада, с севера до южного края горизонта. Безымянный постарался найти те из них, что он создал когда-то давно, когда ещё не превратился в отщепенца и отшельника.
– Видишь, сколько всего мы создали, друг? – спросил он Павла.
– Вижу.
– И большинство из того, что мы видим непригодно для людей. Для жизни в целом непригодно. Вселенная – это место не для жизни, а для наших бесплодных попыток доказать самим себе, что мы управляем судьбой, когда сами же
