слегка. Ну а как описать-то это нормально? Лежу я, значится, в какой-то липкой полупрозрачной жиже, не… дышу, одним глазиком в одну сторону «зырк», другим — «морг» в другую. И видят они как-то странно все, округло, и то, что с переду, и то, что с заду, и то, что со всех остальных боков, расплывчато слегка, зато — одновременно.
А голова как-то странно гудит, будто те полушария, что не на жопе, а в голове, от удара разделились еще на две части, и стало их четыре… четвертьшария.
А мои чешуйчатые ручки стали похожи… Чешуйчатые ручки⁈ Матерь божья! Юли ее в три погибели! Я заволновалась и задергалась. Жижа заволновалась и задергалась. Все вокруг заволновалось и задергалось. Буль-бульк, плюх-плюх…
Я обо что-то стукнулась головой, это что-то хрупнуло, запаутинилось трещинами. Мне показалось, что жижа поклялась мне в верности, как Петька мне на хрустальной свадьбе, и не хочет меня выпускать. Врешь, не возьмешь! Я заворочалась сильнее, пару раз шандарахнулась головой о невидимый свод, и он все-таки осыпался. Сунулась в случившуюся дыру и слегка прифигела. Не, не слегка!
Сперва от света ярко-белого, которого в нашей потрепанной будке — спасибо муженьку любимому! — никогда не было. Затем от того, что все вокруг на роскошный интерьер нашей уборной ничуть не походило. И наконец от того, что смогла себя получше разглядеть! Ну как себя: свою морду, свои плечи и свои руки-крюки — остальное все еще находилось внутри стеклянного бака, насмерть затонированного, как лада-девятка нашего ветеринара Григоли, которого мы все Гошей кликали.
Я зарычала, задергалась, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Бак, не желавший меня отпускать, крякнул, закачался, стал заваливаться на бок и хрястнул о пол, да так, что стеклянное крошево в жиже изгвазданное во все стороны полетело. И я полетела, и тоже — в жиже, но не во все стороны, а в одну и челюстью так «клац!» по плитке половой.
И больно-то как!
И даже подумала: «Прощайте навсегда, мои зубки родные. Вторая смена зубов-то платная и дорогая, жуть! С новыми ценами дешевле челюсть вставную купить, чем вас обратно возвращать» — но внезапно поняла, что зубки на месте, и челюсть — на месте.
Это я — совсем не на месте!
Потому и вскочила на крепкие задние лапы, и расправила кожистые крылья, и махнула чешуйчатым хвостом, и плюнула огнем в светящийся потолок, и обиженно заревела. Ах твою ж направо! На меня ж теперь платье то блестючее точно не налезет! И трусы!.. Красные! В горошек! Почти заказанные! Я что, Новый год голяком встречать буду⁈
В общем, я слегка взбесилась! А когда я бешусь, и суровый бык, и тракторист Вася становятся плюшевыми зайками: скотина-то понятливее людей. Но скотины поблизости не было, заек — тоже, даже муженек предстать пред взором моим не удосужился, пришлось проявить смекалку.
А когда давление внутри слегка понизилось, пришлось признать, что не все в той благоустроенной пещере, в которую я попала, крепко и противоударно. Свет, например, светил не в пример тусклее, а где-то — там, куда долетели мои огненные плевки — не светил, а где-то не светил и искрил. И светильникам еще повезло, до потолка я допрыгнуть не могла — высоко, а стенам, перегородкам и всяким странным штуковинам досталось гораздо больше.
Что-то я просто уронила, пробегая мимо, что-то разбилось от столкновения с моей тушкой, что-то растопталось, не вовремя оказавшись под лапами. Блестящие штуковины, вздумавшие плеваться пеной в меня, получили ответные плевки, но уже огнем и слегка оплавились. Человеческий скелет с кастрюлей на голове, из которой торчали какие-то проводки, не пережил встречи с моей левой лапкой и превратился в прах. Кастрюля, кстати, оказалась покрепче и превратилась всего-навсего в блинную сковородку.
Чан, очень похожий на тот, из которого мне удалось вылезти, пришлось — захотелось! — уронить, но внутри была жижа и ничего интересного. Потому еще один чан я даже не трогала. В небольшой комнатке у стены притулился длинный металлический шкаф, он тихонько урчал-гудел, подмигивал разноцветными лампочками как гирлянда на районной елке, да я мимо бежала, хвостиком махнула, шкаф упал и тогось… мигать перестал. А пару кирпичных перегородок я проломила головой — хлипкие слишком, а мне так хотелось обо что-нибудь побиться…
Почему?
Да потому что я оказалась в теле тираннозавра с крыльями! Когда-то давным-давно, когда была совсем ребенком, смотрела страшно интересный фильм про остров, на котором вместо коз, быков, да петухов разводили динозавров. И там был один… такой. Большой. Страшный. Зубастый. Когда он в фильме машину перевернул, подошел поближе, наклонился и глазиком так «морг-морг» на тех, кто в ней сидел, и на меня заодно, я чуть не обделалась от страха.
А теперь я оказалась внутри этого страшилища. Да лучше б в обезьяннике нашего отделения! За что⁈ Вот ведь жопа! Ох, какая жопа! Больше, чем у толстой Зойки. И ведь еще хвост! Длинный… Лапы огромные! Голова, как чемодан, с которым мы к мамке в отпуск ездим. По двадцать баллонов огурцов влезает, честное слово! Шея толстая. Фу! Всегда гордилась своей шеей, вон Петька, когда еще женихался, все меня лебедушкой кликал. Руки кривые и короткие, зато с острыми когтями — любой маникюрный салон обзавидуется! — но жопу такими крюками подтереть не получится — не дотянешься, а коль дотянешься — так расцарапаешь, ни один проктолог не поможет. Мама, роди меня обратно! В предыдущее тело! Я не буду больше жаловаться, даже если в платье так и не влезу.
Хрен мне тут, вместо мамы. Ой, нет, не хрен, а крылья. Хрена все-таки не было. Славь те господи! Крылья да, были, но не работали. Я могла их развернуть и помахать, но летать почему-то не получалось. Да даже прыгнуть повыше, к потолку, с их помощью не сумела! Не крылья, а какие-то бесполезные складки кожи.
Единственным плюсом оказалось то, что стала я полноценной блондинкой. Кожа белая, чешуя белая-белая, когти и аккуратные шипастые рожки, рассыпанные по безволосой голове и верхней части спины, тоже белые. Хоть в чем-то повезло!
III. Homo Sapiens non urinat in ventum
*Человек разумный не мочится против ветра
Хюго спускался на лифте на самый нижний этаж бункера, служившего штаб-квартирой «ПроэлефсиСеплейКорп». На коммуникатор пришло уже с десяток сообщений от шефа. Два последних — в лифте. А это означало только одно — очередная жопа, и в этот раз очень-очень большая, как минимум, жопа мамонта. Хюго работал специалистом по устранению внештатных ситуаций
